Пока ещё брюки на мне, а не юбка,
и ты в самом тёмном закутке двора
скучаешь и ищешь глазами голубку -
пусть стерву, но самку, ланфрэн да ланфра.

А самка - полей Елисейских отродье -
мычит от щекочущей рот конопли:
в ней брага вчерашняя с уксусом бродит...
Бичуешь себя? Ну, скули же, скули.

Какие места у днепровской излуки
готовились петь двухголосую трель,
копируя нас! Но обычные брюки
смутили тебя, смазав верную цель.

Ты сухо сказал, что за эту затею
народ забросать нас ошмётками мог?
Спасибо, людишки, за то, что пустеет
земля неоткрытая, гог да магог!

Ты прячешься, ибо циничные склоки
порхают над нашим воздушным мостом...
Голубка твоя в турбулентном потоке
брюшных эмфизем и венозных лейком.

Вдыхай это всё - ты же сам её выбрал,
извлёк нечисть века из адовых недр!
Я всё расскажу тем светящимся рыбам,
что слушать нас плыли три месяца в Днепр...

Хоть чувство совсем не по части Амура,
летишь ты со скрипом нервюры в крыле...
Назад путь закрыт. Вы теперь - лигатура:
болячка и ты, жирофля-жирофле.

Сюжет этот в чём-то сродни эпиграмме.
Сквозь слёзы он грешной земле проорал,
что помнят нас Днепр и Десна пацанами,
в которых влюблялся любой натурал!