Я помню ветхость Золотых ворот, когда стекались к ним со всех широт паломники, дивясь, разинув рот, и, шумно древний камень обходя, смущались, вглубь эпохи угодя, о незакатной ценности твердя. Я ногтем обомшелый камень скрёб и гида с группой слушал складный трёп с приправами позволенных острот. И был минувшей эры профиль зрим, и я, как муравей, сливался с ним. Над куполом творило солнце нимб. А купол был похож на веры храм, что передан в наследье духа нам, всё дьявольское прочь из недр прогнав. И бренная мирская суета, чем публика вседневно занята, в сравненье с этим даром - пустота. А камень нерушимостью берёт, как символ непокорности ворот ни времени, ни силе вражьих рот, оставшийся, как чудо-богатырь всех памятных и сказочных святынь, осколком послесечевых пустынь. |