После обеда чинить измены и чародейства, не соблюдать свою конституцию, тьму претворять во свет, сладкое горьким делать, счастливое детство Синявского-Даниэля, глинтвейн и плед смерть за отчизну, бессмертен ты в общем что ли, Бог – зритель сердца и врачеватель грёз ведает, что и когда мы тут напороли, и предложение предвосхищает спрос, множество спроса ложится тебе на плечи – каяться некогда, рот закрывать платком, мир разлагать на знакомые части речи, письма без штемпеля сразу нести в обком, письма без индекса прятать за занавеску – да не узришь лицо мое до суда, дева в сиреневом прячет в сундук подвеску – конспирология вывезет нас всегда дальше Юпитера, или Сатурн вернее, всепоглощающий Кронос из duty free, грех суемудрия – голову Саломее, как на театре белочкой, здесь замри и посчитай до трех, мы идем за птицей, птица стремительна и улетает вдаль, выбрал ковер, на седмице хотел жениться, выбрал бокалы – в Богемии бьют хрусталь, так и сижу при дворе короля Августа, подарки несут, подношения и табак только другим, чтоб им всем уж тут было пусто, в ходе истории движется всё не так, как мне хотелось, а мог бы я быть высоким сильным строителем БАМа и пить шартрез из топора, по ночам увлекаться Блоком, помнить все правила, где тут приставка «без», точно сказать, потому что равны с рожденья принцы и нищие, хижины и дворцы, ели детей, никто не избегнул тленья, моавитяне в храме и голубцы.

Сказано было тебе не хватать чужое, честный и животворящий крест почитать вполне. Прятать червивое яблоко очень удобно в Трое, прятать червивое яблоко в полном червей коне, душу свою ради тела губить, аще нет смерти, лопасть отваливается и падает фюзеляж, как же вы так не ценили родную пропасть, кадку с капустой и милый седьмой этаж, а так приобрел бы что-нибудь, не потеряв ни грамма, орла двуглавого или порцию «МакТрофей», скажите уж, батенька, что у вас за программа, а то развелось попутчиков здесь голубых кровей. Всяка душа повинуется Господу, вот владыка, кто же противится, Богу противен весь, дело благое творить, пострадать и лыко всяко в строку приделывать, пишешь днесь, виден яд аспида и словеса паче елея – и те суть стрелы, так ли служить велят, жили в избушке на курьих ножках, себя жалея, черное знамя на ели, забор измят. Строили царство мирно и немятежно, град Москву попалиши до ободков, всё неизвестное тешит нам слух, и режь на десять кусков – эволюции вкус таков, нам не достанется, будет в избушке хлебно, будет натоплено и тосковать легко, все понимают, что эта земля целебна, мнут каталоги с корзинами art deco, кровь твоя и так отечество кормит, как волка ноги, как свинец или медь нашу ЖД, а впрочем никто не вспомнит, лицо эфиопское не захочет твое узреть, ну а с безумным не множи словес, обличения им не к месту, разум премудрого – это потоп, ты же буен, вот. Вышел во двор, себе приглядел невесту, выбросил косточки и доварил компот.

Лучше на это всё отвечать стихами – в долгих словесах для разума места нет. Вышел в осенний лес подышать парами – нет мухоморов, какой-то не тот рассвет. Тут государь совсем не владеет делом, несть людей на Руси – болото и торф, грады германские полнятся нашим телом, из заповедника шлет антилопу Корф. Эту просторную эпистолию слугам неси, невольно крест целовать не хочется, выровнять тех и тех, здесь подравнять, тебе ведь совсем не больно, чувство прекрасного предотвращает смех. Лучше всё это закончить цитатой из Цицерона, втуне и всуе рабам своим, гордость смирив, гадать, не упадет ли на святки с тебя корона, тексту не верить и  дальше гадать опять. Яко отмеришь ты, той тебе и отмерят мерой, вышел из храма, поел голубцов, запил, пахнет лавандой, становится кошка серой, как обустроить на будущий год роспил, пишут в брошюрах, станки поломали к Локку, выпало три семерки, ушел домой. «Все подлецы» - приписать захотелось сбоку, пишешь и пишешь, скучающий и немой.