Мольфарский перстень просто так найти нельзя.
То бабий праздник, жидкий гумус развезя,
пригнал с потоком разливных телячьих пойл
фальшивку, коей взбудоражен Интерпол.
Мне отмывать её пришлось почти неделю;
потом, лишившись крови, пальцы холодели,
а врач к нахлынувшей блошиной канители
мою столетнюю историю приплёл.

Кольцо питалось чем-то красным из меня.
Шептались черви, в порошок скелет меля,
что сетка мышц не пересолена как раз
и что нашёлся мутаген для новых рас.
Рогатый ангел так смеялся, наблюдая
процесс, в котором гибнет рыбка золотая,
что смёл с дубового стола улов минтая
и шестизвёздными погонами затряс.

Продолжив свой двунадесятый сабантуй,
старухи пили, хоть рыгачкой салютуй,
за то, что перстень из нихрома и стекла
тебя избавил от ношения ствола.
В столице их бессмертный клан чуть-чуть подвымер,
но в сёлах, числившихся сверхпередовыми,
волнует каждое затраханное вымя
вопрос о сексориентации вола.

В музей гармонии, в калашный ряд кифар
ушёл последний в мире подлинный мольфар,
настои пижмы и кипрея унеся
к тотему галки, к прототипу карася…
И от избыточных кубов тестостерона
велит заметно побелевшая ворона
клиенту спящих слуг бездушного Харона
любить в скабрёзном смысле слова всех и вся.