В петербургский окраинный рай
увези нас, летучий трамвай,
и навеки меня окольцуй,
доверительный твой поцелуй.
Унеси, золотая ладья,
на осколки людского жилья,
где, представьте, в зелёном окне
тлеют всполохи Клода Моне.

Кто сказал, что февраль не поёт,
вековой созывая поход,
в водосточные трубы трубя, –
это всё, милый друг, про тебя.
Нас несла золотая ладья…
Что воспомнить могу ещё я?
Эти дни мы горели в огне
сумасшествия Клода Моне.

… Пусть негладко порою в судьбе,
век неверный, признаюсь тебе:
как безумно ты нас ни тасуй,
мне всё памятен тот поцелуй,
тот окраинный призрачный рай,
золотой петербургский трамвай…
Жизнь моя утопает в вине
на подрамнике Клода Моне.