Над колхозной страдой проплывёт золотая сигара.
Пастухи и бывалый косарь ничего не поймут.
Станционный смотритель в сосисочной плёнке загара
в допотопный селектор шепнёт: "Улетел баламут..."

Не ракета, не глюк - просто так, гравитонная цацка,
отводящая тучи к божественно белым чертям.
Помутнеет речного залива кисель холостяцкий,
и нахохлится кот, стратонавта мессией сочтя.

Как в коробке от миксера, в чьей-то старинной могилке
он притихнет, локаторы выставив на небосвод...
Коноплянка-мутант будет петь, подражая мобилке,
да занудный пропеллер над ухом пчела заведёт.

Аллергенные вихри шальных тополиных метелиц
будут молча лететь мимо пагод и крытых веранд,
и с испугу шмыгнёт под платформу случайный путеец -
площадной вертихвостки и мойры мужской вариант.

Не случись катаклизма над лугом - меня он убил бы
и депо примитивных бумажных троллейбусов сжёг,
а теперь он бессилен и нем - гуттаперчевый Бильбо,
проигравший войну витражей и железных сапог.

Он забыл эту местность. Он здесь чародейные перлы
не разыщет за двадцать четыре ближайших часа,
от бульвара Горгоны до площади Принца Дипендры
город призраков ночью на красном коне прочесав.

Резюме будет резким, противным, как запах герани,
сквозняком пропитаются яблоки и шаурма,
и у детского пляжа косяк разноцветных пираний
приведёт в санитарные нормы тритоньи дома.

И когда эти все причиндалы сожмутся в три фунта,
ты поймёшь, что для нас апокалипсис изобретён.
Не забудь же, как в небе со слезоточивым триумфом
исчезали дымки от моих золотых веретён.