Двадцать шестое. Холодное утро. Клён колыхался, как будто кадило. Няня тяжелую яркую люстру Молча включила над креслом в родильном. Женщина в кресле от боли кричала, Врач наклонился к её изголовью, Глянул в лицо, искаженное болью – Это начало, лишь только начало. Матовый воздух дождями спрессован, Мутно окно от раздробленных капель. Доктора голос, похоже, спросонок: «Машенька, дайте, пожалуйста, скальпель!» Я, напрягая себя что есть силы, Сипло хрипя от натуги и боли, Вылез на свет, как мертвец из могилы – Не по своей появляемся воле. В узкую щель между утром и ночью Втиснул себя сквозь кровавую рану. Няня шепнула: «Мамаша, сыночек!» Я же орал, словно матерной бранью. Март. Середина двадцатого века. Юная мама от счастья рыдала. Тень на стене от надломленной ветки. Жизни и смерти едины начала.
|