С крыши капает дождь прямо на сцену, с помощью ложек эмалевых сопровождает гром. Можно, сегодня палевое надену? В магазине готового платья с таким трудом удалось, перемеряв отдел для не слишком тощих, потому что затянутость в нас выдает корсет – по сценарию здесь появляется фавн из рощи с полным кубком медового. Аплодисментов нет. Ну послушайте, мельник-колдун, я люблю Лаису, потому что уныние – всё-таки смертный грех. Ну всего лишь одиннадцать – правда у вас открыто? Немного рису. Почему я опять получаюсь глупее всех. Ну послушайте, мельник-колдун, наколдуйте что-то, чтобы эта Лаиса тоже проснулась вдруг влюблена, и забросила все эти глупости Дидерота, пророщенную пшеницу, тунику из белого льна, пришла ко мне и спросила: «А есть еще чистый кубок? Потому что у нас на театре реквизитом не выдают то, что потом шипит на дне и капает с губок. Что вы пьете, любезные? Снова какой-то брют?». Ну послушайте, мельник-колдун, что мне делать с нею? Сидит здесь в гримерной со своим гаданием – суженый, бойлер плох, мы почти замерзли, а я рядом с ней немею, и персидская кошка идет набираться блох – это тоже мера любви, но для нас она беспримерна, мы не пожертвуем своим комфортом и чистотою рук. Я мог бы служить Лаисе почти что верно, если бы не эта пустая комната, под потолочком крюк. А вот она придет и спросит: «Ты где обедал? Штукатурка падает прямо в супницу – реквизит нужно беречь, простился и сам не ведал, но как-то вот стало легче и не болит. Как-то вот стало легче, а я ничего не знаю – где ты и что ты там, прежде вот пошехонская старина – лучше б еще алансонских лент прикупили к маю. Ну ты ведь не будешь жадничать? Ведь я для тебя важна?». Неизвестно, чем вообще закончить эту историю, не имеющую финала, потому что посредственность и Вечная Женственность – две стороны листа, и можно начать всё заново, если вам кажется мало, наполовину заполнена, наполовину чиста.