Ждут полярные льды в этот вахтенный час,
что под шкурой моей человечность оттает.
Под сплетением рёбер, растрескаться тщась,
настороженно бьётся стеклянный октаэдр.

Он питает симпатию к шуму колёс,
к облупившимся тракам фашистского танка
и, покуда гуманность в наклад и внахлёст,-
никогда не поймёт маразматика Данко.

Дайте трассу. Включите зелёный сигнал.
И чтоб злобу я мог расшвырять по кюветам.
Чтоб в исходную плоскость вернулась спина,
как в четырнадцать лет – и чтоб хвост пистолетом.

Многогранник не тает. В нём кварц и рубин
кое-как защищают аорту от порчи
и желудок - от холестериновых мин:
где уж где, а в еде я всегда переборчив.

Подарите права – это будет вещдок
сумасшедших манёвров, что снились в бараке.
Заливается стоном подбитый щиток:
в самый раз потрудились коллеги-маньяки.

Секретарь от руки заполняет графу,
но способность любить по часам додыхает.
То, что билось в моём портативном шкафу,
невзначай превратилось вчера в додекаэдр.

Плохо, братцы! Скорей опросите землян,
где парнишка, нарядом взбесивший талибов.
Я-то помню, что нами всегда управлял
одинаковый навык езды на болидах.

Лишь при нём обернётся гранёный алмаз
валентинкой по форме, по сути – мишенью…
А Шумахер с «Феррари» умчатся на Марс,
не стыдясь светло-синих своих отношений.