Читаешь роман о верности в эпоху пускай Гэндзи, за бумажным веером прячет прикус, смеясь, О’Хару, привези мне цветочек аленький, батюшка, привези – столько лет колесить пустым по земному шару. Привези мне цветочек аленький или большой топор, и на древке довольный след от бульдожьей смеси, научи меня жарить ростбифы или стрелять в упор, чтоб шутя удивлять города и пустые веси. Чемоданные настроения, крови твоей сестры, золотую пулю отлить и не хватит места, здесь подует мистраль и задует твои костры без учета тщеславия, пепел остынет presto. Куртизанка О’Хару хочет очистить плод, находит топор за обивкой его дивана, этот спившийся князь пришлет к нам наверно взвод, и всех изведет без разбору лица и сана – лучше беречь старух-процентщиц, жизни своей в кредит не отдавать никому, не переписывать закладные, знаешь, я тоже снюсь тебе, кто-то спит, что мы здесь в тонком мире, как не родные. Читаешь роман о склоках в вишневом саду, туман, однозвучно гремит колокольчик и пьют вишневку, режиссерская версия, но осветитель пьян, а второй режиссер пристроил свою золовку на роль без слов, но это еще пока, слова польются пеной из уст бредовых, потом утрет фланелью – вот вам моя рука, каких вам песен еще, ну каких-то новых? Читаешь роман, а там написано: «Зрите мир без любви, любуйтесь постройками в эклектическом стиле, лежит она с венчиком в роще дубовой, с ножом в груди, а всех недовольных зрителей отпустили. Читаешь роман о вечности, дескать, An Marichen, какое-то слово невнятное из подкорки, коснуться бы взглядом скользящим ее колен, и шеи, укутанной ветошью алчной норки. Но всё это тексты, все знают – тебя здесь нет, и каждый кивнет соседу – искать не буду, потом уснут за табльдотом – семь лет в обед, потом уйдут в себя предаваться блуду.