Два билета на «Весну священную» стоят сто двадцать два франка, можно купить со скидкой на площади Плас-Пигаль, сосед конструирует голема, вот и морковь-приманка, но ничего не надо нам и никого не жаль. Словно король одинокий, сидишь на своей мансарде, словно король-солнце, ешь фиалковый суп, со своим отражением в зеркале поговорить о Сартре, молочник приносит пряности, слишком для счастья глуп. Нет никаких расстояний, ни эллина, ни иудея, голем читает классику, фиалковый суп разлил, в окна крадутся пламенем волосы Саломеи, глина теряет форму, мнет из последних сил. Два билета на «Весну священную» стоят сто два со скидкой, город, объятый пламенем, карточный домик сна кажется черной птицей и шоколадной плиткой, я не пишу либретто, и как всегда честна. Можно продать их Мещерским, глина твердеет к маю, можно бежать на Ривьеру, снять домик и пить перно, знаю теперь наверное, что ничего не знаю, но для моей истории всё это всё равно. Снявши такую голову, по волосам не плачут, голем скупает волосы, делает парики, и в городок заснеженный белые кони скачут, пьют и свинец, и олово у непростой реки. Нет нам теперь прощения и ничего не надо, просто заходим в оперу и выключаем свет, вот избавленье рифмою нужно для конокрада, но ничего не сложится, нас бесполезней нет. Концептуальная живопись, Вена, абстракционисты, бледная немочь, Плевицкая и невечерний плафон, все наши плахи окупятся, все наши вены игристы, кто-то себя израсходует раньше, но это уже не он. Что ли уйти, вот и Дягилев, венецианские плеши, разные-разные кротости, кроток вне всяких теней, переводные истории, почерк такой у Олеши, и ничего не потребуешь, и ни о чем жалей.