1

Человек-кофе распался по битым чашкам,
По грязным блюдцам чужих=близких.
Человек-кофе размазался по рубашкам,
Тепло утюга называющих риском.

Человек-кофе давно презирает сахар,
Перед сном накрываясь только прогорклым пеплом
Да обрывком салфетки = чьим-то слишком интимным прахом,
Навалившимся вместо по-детски зелёного пледа.

Человек-кофе пахнет слишком бессонным миром.
Черный снег, не нашедший ночлега в высях.
В битой чашке то точками, то пунктиром
Намекающий на наличие смысла в смыслах.

2

Человек-кофе, задолжавший и сну и Богу,
Наблюдавший в цветных квадратах стриптиз вне тела.
Человек-кофе, перешедший черту пролога,
Человек-раса, не сумевший остаться белым.

Человек-в-чашке, слишком жидкий, чтоб быть сильным,
Человек-жидкость, слишком тёплый, чтоб быть в коже.
Ночь в вербальных объятьях – совершеннейший акт насилья.
День в вербальных объятьях вообще ни на что не похожий.

Человек-кофе, не решивший пока, что делать
С этим морем внутри. С этой пеной. И с этой солью,
Что в моменты приливов выплёскивается за пределы,
На меха афроночи бросаясь славянскою молью.

Человек-кофе, боящийся стать растворимым.
Не Грааль его чашка. Всё слишком смешно и скупо.
Человек-в-зёрнах, которые распилили.
Человек, распылявший налёт не только на зубы.

Блик зеркальный, дрожащий от взглядов внутрь.
Безрассудный глоток, прилипающий к чьей-то глотке,
Человек- влажный- порох - наших душ смоляная пудра
Человек-кофе – ручек жилистых недоработка.

3

Под стоны вымирающих граммофонов ночь
Отточенными каблуками бьёт стёкла
Чьи-то пальцы звёзды сажают на скотч,
И луну прикрепляют проволокой.

За стеклом – недоразвитый стол,
Хромоногий, косящий в стороны,
Полублюдце как полупрестол
Держит чашку под цвет ворона.

Полулампа и полутень
В переплётах, прилипших к комнате,
Разрезают нутро стен,
О которых вы вряд ли вспомните.

На полу полувысохший нимб
Прожигает основу из дерева,
Пепел не попадает в лимб:
Ему меньше того отмерено.

Среди глиняных слепков лиц,
На рельефах диванного  рифа,
Бог, закоренелый атеист,
Допивает человека-кофе.