Мастур... простите, медитируя
на чёрно-жёлтое панно,
где укрощаю я строптивую,
а Костюган клюёт пшено,
нельзя не вымолчать поэму
с дорогой в стразах василька...
Найдёшь мой двор – узнаешь, с кем он
изображал весельчака.

Алло, джедай! Твой брат соломенный
готов простить апартеид!
В ответе за мою несломленность
фельдъегерь, гоблин и друид.
О мойрах, чай, слыхал от гномов?
Так вот, мои – при бороде.
Что немцу смерть, якуту – норма
в самостоятельной езде.

Снуют синицы по наличнику
еврофрамуги под дождём.
Единомышленник твой вычеркнут
и соцработником почтён,
а оппонент в его ж особе
произрастает из пшена –
да так, что плешь на небоскрёбе
осинником довершена.

В такой нежданный праздник траура
то петь охота, то глупеть.
За что я так безбожно ратовал,
ушло в черничную рассветь
сквозь мыловарни, буреломни
и нынче пялится с картин,
готовя мне калоприёмник,
а Костюгану – лимузин.