***
Кы-ысь!... Кы-ысь!...
Ох, и голодаю по тебе…
Так вцеплюсь, что мозжечок
треснет.
Близь… Близь…
Прячься ты хоть в замке, хоть в избе –
в нашей близи даже черт
сдрейфит.

Не в глухом лесу, не на ветвях,
не на Древе Жизни и Познанья –
я живу в груди твоей – и, ах! –
иногда мне хочется признанья
в том, что я не мышца, не сосуд,
не тупой движняк эритроцитов,
а твой личный суд, животный суд,
коим я по горло буду сытой.

Кы-ысь!... Кы-ысь!...
Приходи, миленочек, я жду.
Самый важный провожу
кастинг.
Ввысь, ввысь
голову поднимешь на беду –
и увидишь вместо звезд –
пасти!..

Не в дурном болоте, не в песках
и не на погосте, где твой пращур, –
ты меня найдешь в своих руках –
в линиях и холмиках дрожащих.
Не клади икону под крыльцо –
у меня и ангел сядет в ступу.
…Ангел с человеческим лицом,
на котором все нутро проступит.

Кы-ысь!... Кы-ысь!...
«Господи, помилуй и прости…»
Вместе с маскою идет
кожа.
«Брысь! Брысь!..» –
золотишко  в потненькой горсти…
Только выкуп не возьмет
Боже.

Ни позвать меня, ни отогнать.
Если я пришла, то грех молиться.
В подворотне прячущийся тать
покрасивей выбирает лица,
помоложе и поздоровей
тело, ну, а я – покраше душки.
Ты налей мне слез, налей кровей –
эти внутривенные пирушки…

Кы-ысь!... Ить,
надоело. Можешь улетать.
Больше плотского в тебе
нет ведь.
Сыть! Сыть!
В кои-то мне веки досыта…
Вновь вернусь я на свои
ветви.