Аллергический насморк сбивал
нас обоих с магнитного трека.
Мне до титула "вечный калека"
оставался один перевал.
И тебе предлагала аптека
для начала простой барбовал.

Нас искал саблезубый Мухтар,
в перехватчика переодетый.
Он погиб. Только я не про это:
я про смех и катарсис гитар.
Заколдованных двух статуэток
недосчитывался санитар.

Он карал за малейший бойкот
как любой государственный робот.
Сговорясь, две цветастые робы
снарядились в крестовый поход.
Только хмыкал, взимая с нас пробы,
институт эталонных частот.

Наши койки достались жлобью.
Наш диагноз по сути был детским,
и лечил эскулап неважнецкий
эгоистов от А вплоть до Ю...
Рано утром два крохотных нэцкэ
закатились к Палладе в ладью.

Был штормов Адриатики рёв,
берег Лесбоса, хохот совиный
и узор из засохших кровинок
на обрывках воздушных шаров...
А потом началась хреновина:
ты вполне оказался здоров.

Словно мамонт в роду у кита,
у тебя объявляется отчим.
Каждый стих мой стал сплетней сорочьей,
партизанщиной из-за куста.
С неизбывным румянцем пощёчин
стонет в море моя прямота.

Сохранилась ковчежная сыть:
два дельфина, две рыбы-присоски,
конь в горошек и зебра в полоску
(виды разные - общая прыть).
И неловко в аптечном киоске
приворотное зелье спросить.