Дождя рябое лицо,
Надломленный стебель сухой хризантемы,
И капелек дробь все сужает кольцо
Неумолимо-скупой теоремы:

"Все перемелется..." Спорить глупо,
И эта ваза, и дождь за окном
Глядят в пустоту так безжизненно тупо:
В душу, в глаза, в цепенеющий дом.

Сгладится боль, оборвётся предательство
Гулким молчаньем слабеющих строк,
Но сейчас от слепой укоризны не спрятаться,
Не разрубить затяжной узелок.

Лепестки опавшие...
Ещё когда бы чувствовать их натяжением вен?
Их безразличное спрашивание:
"Когда же кончится этот плен?"