Ленится солнце в сонных небесах – всё норовит и спрятаться, и скрыться. И двойкой – жирной, плотной что гусак – сменилась топ-тростинка единица. Воображенью снова благодать. Едва лишь стихнет шумных будней суеть, стучится Осень в чью-нибудь тетрадь. И непременно где-нибудь танцует. Снимает Осень тёмное пальто. И знает, видя чистую страницу, что быть ей снова дивой золотой и вездесущей рыжею лисицей. Читает Осень с грустью, наяву, как дикой медью называет кто-то её парную лёгкую листву, на хлеб холмов намазанную мёдом. И ясно всем (хоть, может, и не сразу): Поэзия накрылась медным тазом... |