"Так беспомощно грудь холодела", так беспомощно грудь холодела, так беспомощно грудь холоде... Словно ключик, заправленный в тело, словно пушечный сон корабела, все летела душа и летела, оставляя следы на воде. Так беспомощны сумерки в пяльцах, так беспомощны клавиши в пальцах, так беспомощно лето в пыльце. Потому что нельзя не расстаться. Проходили и Пушкин, и Надсон, что любовь — это бег декораций на умышленно бледном лице. Тем не менее я тебе верю, тем не менее я в тебя верю, тем не менее я тебе вер... На осколках чудес и империй наши щеки до пепла горели, оставляя на самом-то деле одинокую тяжесть портьер. Если страх — окоем и подкова, если смерть притворяется вдовой и с поэзией тянет Верлен, я любить тебя буду— такого, я любить тебя буду — любого. Эй, любовь — неприличное слово — забери нас, пожалуйста, в плен. |