Снег ложится и тает. Смеркается. Свет голубой. Есть своя притягательность в этой размытости пегой. В этой зыбкой границе меж летом и долгой зимой. Между ночью и днем. Между снегом – и таяньем снега. Есть своя притягательность в радуге после дождя, В суматохе вокзала, в изгибах горящей бумаги... Ухожу. И крикливую дверь притворю, уходя. И щемяще легка притягательность первого шага. Обаянье окраины. Осень. Неясная грань: дребезжанье трамвая и жухлый бурьян у забора. Как трещит на ветру этот бурый колючий бурьян. Как печален трамвай, уходящий с окраины в город. Эта вечно осенняя глушь городских пустырей... В озарении сумерек снег всё ложится и тает. И сплетённые пальцы. Ни слов, ни закрытых дверей. Только зыбкий союз меж ладонью твоей и моей. Ничего еще нет. Ничего. Только пальцы сплетаем. И сплетённые пальцы ведут разговор меж собой, На размытой границе – мечты и вседневного бега. Снег ложится и тает. Смеркается. Свет голубой Между ночью и днем. Между снегом и таяньем снега.
|