Материал из газеты «НГ» Ex Libris от 28.12.2006

    Источник: http://exlibris.ng.ru/lit/2006-12-28///8_glamur.html

    Гламур – самое модное слово уходящего года. Почти такое же модное слово – антигламур.
Появление у нас «праздного класса» (если воспользоваться определением Веблена) породило свою культуру (быт, психологию и т.п.). Эта причудливая и красочная культура зиждется на демонстративном потреблении и демонстративном расточительстве, посредством которых подчеркивается привилегированность. (Низшие классы, говорит Веблен, в свою очередь, стремятся копировать поведение «праздного класса».)
    Идеальная иллюстрация к Веблену на материале нашей действительности – рассказ Пелевина «Один Вог». В женском туалете ресторана СКАНДИНАВИЯ девушки пристрастно оценивают друг друга по количеству (модных) брендов. А кончается все «холодным и невыносимо тревожным порывом ветра, только что долетевшим со стороны Кремля», который эти (и многие другие) ценности мгновенно сводит на нет.
    …И вот зазвучали голоса как бы непосредственно из недр праздного класса – из самой тусы. Первопроходцем стала Оксана Робски к сегодняшнему дню автор трех книг. Ее и объявили главным гламурным автором, хотя если придираться, то гламурное там – разве что бренды и место обитания персонажей, Рублевка (за исключением романа «Любоff/on»). Прочее – всякие ужасы и неприятности.
    В пику Робски сочинила роман «Anti/Causal/ Уволена, блин!» Наташа Маркович – об уральской Золушке, приехавшей покорять Москву. Золушка, впрочем, с приличным бэкграундом, позволяющим ей открыть в столице ресторан.
    Татьяна Огородникова в книге под рубрикой «Рублевка LOVE» – «Брачный коnтракт, или Who is ху…» нанизала на живую нитку ряд житейских историй. (Какие, конечно, случаются в жизни. Ибо жизнь – конденсат пошлости.) И снабдила их выдержками из типового брачного контракта. А также размышлениями в таком духе: «Может быть, я ошибаюсь, но брак в общепринятом значении – это не только время приятного перепихона. В результате перепихона рождаются дети, а с ними ведь надо что-то делать… Не в смысле умывать, одевать, гулять и прочее – с этим справляются специально обученные люди». (Вы не ошибаетесь, Татьяна! Хотя рассуждаете на уровне 16-летней шалавы.)
    Твердым шагом вышел на арену единственный пока мужчина, жаждущий сказать всю правду о гламуре, – Сергей Минаев с романом «Духless». Слово «духовность» (без иронии) здесь на каждом шагу. Разговоры, как в произведении соцреализма: «Он тебе план делает? – Ну, да. – Квартальный план выполнил? Прирост есть? – Ну, да, но ведь отчеты. Есть же производственная дисциплина…» Гневная проповедь: «Миром давно уже не правит капитал. Лицемерие и ханжество – вот истинные короли мира».
Я видела запись в ЖЖ: «Сергей Минаев – великий русский писатель!» Огромными зелеными буквами.  По-моему, это изощренное издевательство.
    Но типичная героиня гламурья – все-таки женщина. У Робски она (относительно) молода, обеспечена материально (хотя бывают проблемы), общается с социально однородными, семейное положение – свежая вдова, мужняя жена (брак на грани распада). Возможно, злоупотребляет кокаином, чуть-чуть лесбиянка, иногда мечтает переспать с Путиным («Власть – это очень сексуально»).
    У Маркович и Акулины Парфеновой («Мочалкин блюз») – в героинях очень умная обслуга. У Жени Гламурной («ШИКанутые») и Марии Свешниковой («Fuckты») – студентки журфака.
    Для многих персонажей гламурья характерно презрение к социально неоднородным – это водители, домработницы, «какие-то беженцы»… В «Мочалкином блюзе» возлюбленный героини с ужасом обнаруживает, что она – не светская львица-тусовщица, а уборщица. «Получается, я, великий и ужасный Глеб Гостев, мечта всех женщин, метал бисер перед уборщицей… Боже мой, я рассказал какой-то поломойке свою самую сокровенную тайну… Отныне мы вступаем в формальные, исключительно деловые отношения. Будешь обращаться ко мне на «вы» и по имени-отчеству…» Красиво говорит! Даже не подумаешь, что этот человек сколотил первоначальный капитал на украденных сосисках.
    Еще одна забавная черта: обязательный минет. Без него в гламурье никак. Вот С.Минаев перечисляет спектр услуг, предоставляемых его героем: классика, ролевые игры по желанию клиента, куннилингус, глубокий минет и т.п. Не пугайтесь, это всего лишь социальные метафоры, предназначенные показать, как низко вынужден порой падать человек, работающий коммерческим директором («это такая современная разновидность дорогой проститутки»). Правда, за 500 евро в день.
    Но чаще – без метафор. «Среди моих клиентов была бизнес-леди, которая по секрету сообщила мне, что она лучшая в городе минетчица, и пыталась посвятить меня в тонкости этого дела, для моего блага» («Мочалкин блюз»). Муж спрашивает у жены: «…а вот как ты думаешь, минет – это измена?» Жена парирует: «…как ты думаешь, если я сделаю кому-то минет, это измена?» («Брачный контракт»); «Почти год назад я невольно стала свидетелем того, как Ира, консьержка в моем подъезде, делала глубокий проникновенный минет» («Fuckты»). «Это какой-то молоденький педик, который сейчас сосет у моего хорошего знакомого, делая при этом такое вороватое лицо, а мой хороший знакомый еще и постанывает. Фак!» («Духless»)
    Я не против минета. Более того высоко ставлю нежнейшее описание этого удивительного способа любви в повести Валерии Нарбиковой «Равновесие света дневных и ночных звезд» (1990). Но в гламурье минет какой-то технический. Не эротичный. И не органичный.
    Точно такой же здесь и культурный слой. Будто в уже написанный текст старательно инкорпорировали культурные приметы. Новалис, Оруэлл, Данте, вдруг Арсений Тарковский, Набоков, Олеша... И наш современник Владимир Сорокин («Он такой красавец, такой загадочный, такой импозантный»).
    Но странно вот что: голоса из гламурного (или антигламурного) хора звучат в одной тональности. Как будто тексты составляются ударными негритянскими бригадами в неком спецциальном Центре по иделогии и культуре.
    Появился, впрочем, и «реальный антигламур» в виде романа с чудовищем «Лохness» Елены Токаревой – пародия на Робски и на Минаева, переходящая в полноценный авантюрный роман. Прошли акции – устроенная в Питере группой «Митьки» под слоганом «Защитим Россию от гламура!» и стебная в Москве – «Долой гламур! Долой пафос!»
    Стоит упомянуть и первоклассный роман «Гламурные подонки» Дениса Полесского, а также забавную Женю Гламурную («ШИКанутые»). Есть в Comede Club симпатичный ироничный гламурный подонок Павел Снежок Воля…
    Одно из первых (1998) определений гламура принадлежит Татьяне Толстой: «Гламур – высшее, разреженное, лучистое, эфирное, запредельное состояние бытия. В гламуре гражданин – а тем более гражданка – уже не сеет, не жнет, не собирает в житницы. Все в ней гармония, все диво… В гламуре нет заплаканных глаз, хлюпающего носа, уныния, отчаяния, наплевательства, ответственности, тревоги за родственников. Наконец, нет смерти, в лучшем случае – «неумирающая легенда...»
    Виктор Пелевин в «Empire V»(2006) тоже изо всех сил ударил по гламуру и заодно по дискурсу, который представляется ему «гламуром духа». Как учат его вампиры, «гламур – это секс, выраженный через деньги… Или, если угодно, деньги, выраженные через секс… А дискурс – это сублимация гламура».
Но стоит ли так истово сражаться с ветряными мельницами гламура?
    «Богатые не похожи на нас с вами», – со смешанным чувством зависти, презрения и восхищения восклицал Фитцджеральд. «Разумеется, ведь у них больше денег», – смеялся в ответ Хемингуэй.
    Ну а русский гламур – вообще без берегов. Как и все русское.