Создаётся впечатление, что у Марины Матвеевой вообще никогда не было текстов «на отбраковку». Через неё будто бы голосит ангел протеста. Она не пишет «ни о чём». Она как скажет – так и отрубит конкурентов, коих, может, по белу свету максимум десяток и наберётся. Марина не умеет лгать и знает себе цену. Я буду всеми конечностями «за», если Матвееву поселят в особняке с усадьбой и прислугой, чтобы никакие бытовые проблемы не отвлекали её от поэзии. Это большой поэт; я знаю, что она согласится – и сие не окажется бахвальством, равно как и высокоразрядный токарь не хвастается, представляясь: «Я – токарь шестого разряда Пётр Иванов».

Сломали сливу ветры ноября.
И хочется пожить, да алыча
невкусная, по правде говоря,
поэтому дорубим, и с плеча.

Отрубывание алычи чувствуется.

Но эта цитата – лишь затравочная; плотность поэтической ткани Марины Матвеевой вкупе с разнообразием форм поразит любого читателя. Если же экзальтированный «пушистый» (определение самой Матвеевой) старичок и выскажет недовольство Марининым стилем, – для нее это будет даже комплиментом. Поэт не должен привлекать мух – он не липучка! Матвеева, в силу собственных едва ли не физических свойств, привыкла выворачивать и вспарывать действительность. В её зачастую грозных строках прячется сломанная любовь к миру – да, именно сломанная, простреленная, с открытыми – если не выклеванными вороньём – глазами.

Ведь когда невозможное… Только оно суть добро.
Невозможно добро без расплаты за каждую каплю,
Потому без него и спокойней и проще, не так ли?
Хорошо без добра, – ты спроси у бездомных сирот…
------------------------
   Забывшая тебя твоя кровинка
   Сама сквозь слезы красоты ушедшей
   Одной рукою обнимала дочку,
   Что горестно рыдала о любимом,
   Другою гладила ее сестричку,
   Что плакала над сломанною куклой…
--------------------------
О, эта женская лирика, пух тополиный, цветочечки…
Вдовушка, мужа которой убило упавшее дерево,
пишет, что счастлива тем, что он был, и не хочется
ей, чтоб другие писали такое, что ею самой не проверено.

Поражает и словотворчество Матвеевой. Оно выполнено не ради звукописи – звукопись сама вытекает из невиданных и при этом совершенно естественных неологизмов. Но ещё более подкупает «точка баланса», которую находит Марина между формой и моментом сдвига сознания читателя.

Там глыбы, что камнепадочно
с невидимых гор под ноги
нападали

---------------

Мой мойдодыритель, сам ты нечист, как немытая
рожа рожающей в муках бомжихи помойныя.

-----------------

...и Некто, высокий, суровый «дед»,
тебя, салажонка, еще заставит
вылизывать собственный туалет
души языком – и еще добавит
потом, чтобы крепче любил ее –
ах, родину-мать – материнку-плату.


Сюда же я отнёс бы и операции с членением слов и переносами их частей – опять же не ради забавы. Это нечто такое, вытекающее из субстанции, передаваемой домохозяйками максимум репликой вроде «китайцы-дурайцы», и перерабатываемое самым тонким словом творческого мозгового полушария.

Да, не Камю. Здесь вам ками с приставкой Мура.
Оную, родный, и пишет. А ты не согласен?

--------------

Квадратноголовый даун
ластится в глаза…
Интер-нет не интер-да, он
просто так не за-

-лечит, -гладит, -рубит, -травит,
-грузит, -ворожит,
он потребует управы
на самое жи-

знеутробные запасы,
психовиражи.
Милый, ты ль не асьный ас и
ты ль не Вечный ЖЖид?

Впрочем, я здесь всё же боюсь вырвать ту или иную мысль из контекста, поскольку произведения Матвеевой нужно цитировать полностью.

Лексикон поэтессы – древний и современный, суровый и издевательский, ершистый и фрондёрский, что дано не каждому автору двадцать первого века. Но практика неумолимо показывает, что именно такие поэты, которые ничего не боятся сказать в стихах, пробиваются в историю. Можно, конечно, толпе базарных бабушек высказать «фе» в форме изречения, взятого Мариной в эпиграф к стихотворению «Да – шок. Да – кровь. Да – вспоротые пальцы...», но с таким же успехом можно и Валерия Ободзинского назвать «никаким не певцом».

Перестаёт ли Матвеева в стихах быть женщиной? Не знаю – в шкуре таковой не был. И, читая книгу, я представляю Личность, а не, простите, бабёнку. Однако цитаты, подобные этой –

Выямбыва – юсь, выформлива – юсь,
вы – Цве – та – и – ва – ю – си.
По-своему и не фомится мне,
не петрится во смеси

полнокровно показывают перетекания настроения автора. Четыре строки – а сколько подтекста: и юсы (большие и малые), и «выделывание», и Цветаева, и фомка, и Фома, и Пётр, и факт того, что не петрится. О Матвеевой нужно писать так, как пишет она сама, и судить о её творчестве по законам, ею же писанным. В текстах Матвеевой никакие опечатки недопустимы: сразу теряется авторский замысел. В то же время мне встречались десятки авторов, на опечатках в текстах которых глаз попросту спотыкается и требует корректорского вмешательства.
Гражданская позиция авторской героини может иных случайных читателей выбить, что называется, из оболочки, но и это для Матвеевой – норма!  Перечитываешь «Чернуху» – и понимаешь, что лучше так, чем со слоем вуалей и дезодорантов. Как и в мини-поэме «Глаза тигриные»: мёртвый рай требует живинки («адца») – иначе неинтересно:

...Я б исправила у Бога рай:
я туда добавила бы адца,
а потом сказала: – Забирай,
Боже, рай, в таком хоть посмеяться

можно, а иначе – правина
праведных его в кисель разраит...
Знаешь, ты, пожалуй, прав: и на
крест, и под венец – так! – забирают.


Вообще переосмысление библейских догм занимает в творчестве Марины Матвеевой особую нишу – здесь сквозь признание Бога Творцом изо всех щелей выпирают протесты (справедливые, кстати). И без этих протестов была бы сплошная статика, а там, гляди, и «опушистела» бы авторская героиня, что свело бы на нет имя брызжущего вулканом поэта. Имя, а не имидж: последнего обычно придерживаются знаменитости ради денег...
Я от души рекомендую читателю, привыкшему к так называемой «благополучной» поэзии (среди которой то и дело встречается «верняк», т. е. то, что «прокатит» на любой аудитории), встряхнуть душу, приняв книгу Марины Матвеевой такой, какая она есть. Вне политики и моды, вне диктатуры вкусов и полиции нравов. Если даже самый преданный функционер поймёт, что поэт задаёт тон реальности, а не наоборот, то данная книга, можно считать, сделала своё дело.