ЗЕЛЕНАЯ ТЕТРАДЬ, или «ТРЕТИЙ ЦЕХ»

Странное ощущение, когда осознаешь, что обыденная жизнь — твоя и окружающих тебя людей — со временем превращается в  историю.  Нет, её совсем необязательно «запечатлевать» на бумаге, — вполне достаточно хранить в специально отведенном уголке сердца, ведь это часть именно твоей жизни, память о собственных чувствах, мыслях, деяниях. Но вдруг  наталкиваешься на какую-нибудь напечатанную (черным по белому!) заметочку, в которой то, что ты знаешь и помнишь, искажено до нелепости — то ли по неведению, то ли в угоду чьим-то амбициям, — и понимаешь, что просто-таки  обязан  взяться за ручку.  Конечно, любое, даже, казалось бы, самое беспристрастное изложение фактов всегда несет на себе отпечаток субъективного восприятия, — от этого никуда не денешься. И история «Третьего Цеха» здесь будет представлена с моей  личной  колокольни.

  …В декабре 1994 года Оля Подлесная сказала, что будет читать свои стихи на студии, и попросила нас с Иваном прийти «поболеть». Таким, почти случайным, образом попала я в литературно-поэтическую студию при Институте культуры, которую вел Марк Богославский. Студия, в принципе, существовала давно, но с перерывами в несколько лет, и на этот раз нововозрожденной было всего пара месяцев от роду.
Только-только похоронили Бориса Алексеевича и Марк выглядел уставшим, мрачным стариком, — это была утрата не просто друга, но и соратника: студия замысливалась с непременными приглашениями на занятия Чичибабина.
Первое яркое впечатление: Марк Иванович произносит какую-то фразу и на секунду останавливается посредине, — я порываюсь подсказать ему нужное слово, которое, как мне кажется, он не может найти. Слава Богу, не успеваю: оказывается, подыскивалось не просто нужное, а наиболее точное слово, — моя подсказка была бы бледной поганкой по сравнению с тем, что было сказано в следующую секунду. Я надолго прикусила язык.
На следующем заседании Сережа Богородицкий задал Марку вопрос, что обозначает какой-то там термин, и тут же получил полный и вразумительный ответ. Как мне тогда показалось — и сейчас так думаю, — мятежному Сереге ответ был известен, просто он хотел удостовериться, владеет ли предметом тот, кто вызвался обучать других. Удостоверился.
На этом, втором для меня, занятии стихи читала Лена Оленина. Второе яркое впечатление: ух ты, вживую слышу настоящего поэта! (До тех пор складывалось так, что ни на каких «поэтических мероприятиях» бывать не приходилось.) И вообще, все было так необычно и  интересно!
Словом, жизнь резко изменилась.

Однажды (где-то в середине 1995 года) Марк сказал: «Мы нагло назовемся "Третьим Цехом"!» По сей день достается нам за это название, причем обвиняют не столько в наглости, сколько в некомпетентности, — диапазон самый широкий, от: знаем ли мы, что обозначает само понятие «цех» до: знаем ли, что «Третий Цех» уже когда-то существовал. Ругаются, но от  явления Цеха народу — народу уже никуда не деться. Да-да, название восходит именно к первому и второму «Цеху Поэтов», возглавляемых Н. Гумилевым. Нет,  цеховики  не тщат себя иллюзией «полета» на уровне мастеров «серебряного века», но, вслед за ними, считают важной и непременной кропотливую — ремесленческую! — работу над словом. Разумеется, как следующий этап после его «божественного» снисхождения…
Собирались мы дважды в месяц: раз — студией (сначала в Институте культуры, потом, сменив несколько адресов, — в Доме ученых), раз — Цехом, как правило, дома у Марка. Какими юными мы были в те благословенные времена, — независимо от паспортного возраста каждого из нас! С каким энтузиазмом воспринимали идеи Марка — организацию Чичибабинских чтений (ставших потом ежегодными), создание Театра Поэта (который, увы, просуществовал недолго), — да мало ли еще чего генерировал наш Неутомимый Марк! Это он, всю жизнь до того почти нигде не печатавшийся, убеждал нас, что это совершенно необходимо. Сейчас у всех цеховиков есть изданные книги, а тогда, в середине 90-х, мы радовались, как дети, каждой печатной строчке!  А ведь первые наши публикации были в «Склянке», тогда только-только народившейся — и тоже с прямым участием Марка! Ах, как ждали мы очередного Сашиного приезда со стопкой нового номера… Это потом уже, в 98-м, был «Северо-восток», который дождался и второго выпуска — в 2004-м. Кроме плановых студийных и «цеховых» собраний, поводом для наших сборов были приезды не только Апалькова, но и других бывших учеников Марка (Володи Дмитрика, например), и его друзей-поэтов (с Владимиром Леоновичем мы как-то особенно сошлись, некоторые даже переписывались потом).
  Когда вышел в свет первый выпуск альманаха «Северо-восток» и обозначились конкретные имена, ревностное отношение цеховиков к свому  клану  резко обострилось: новенькие принимались только с всеобщего согласия (за последние годы «удостоились» только Аллочка Сыса и Саша Белоус), зато «старенькие», несмотря на периодические самоотстранения, свято чтились. И когда кто-то, не вникая в нюансы, называл студию «Третьим Цехом», это вызывало протест «допущенных к столу»(!).
К концу первого года членами Цеха считались: Елена Оленина, Олег Бондарь, Ольга Подлесная, Иван Ютин, Лариса Реус, Евгений Сухарев, Марина Дреганова, Ольга Беда, Юрий Чайка, Лариса Чернышёва, Михаил Ежов, Зоя Дзенковская, Юрий Данилов, Марина Ракивненко, Игорь Никифоров. В 96-м появились (или проявились) Ира Барабаш и Наташа Пугачёва. А Юра Чигринов — в 97-м.
С тех пор многое изменилось. Как-то незаметно исчезли Дреганова, Дзенковская, Никифоров. Драматически порывали с Цехом Женька Сухарев и Юра Чайка, — это отдельные истории. Промелькнули Юлия Стовпивская и Лена Медведева, а Вадик Волков — он  всехный, — эдакая кошка, гуляющая сама по себе.
В 2000-м уехал на ПМЖ на «историческую родину» Марк Иванович.
После отъезда Марка  в далекие дали  мы поначалу собирались очень часто — как цыплята, кинутые наседкой, сбиваются в кучу, чтобы было не так страшно и одиноко. Увы, со временем наши сборища становятся все реже и реже — так же, как становится всё меньше и меньше живущих в Харькове… Умер от инфаркта совсем еще молодым поэт и музыкант Юра Данилов. Остальные, слава Богу, живы-здоровы, но, уехавший первым, Марк будто позвал за собой. Пять лет в Израиле и год в Америке живет Иван с семейством (трое сыновей!), — в нэньку нашу и носа не кажет. Уехала в Канаду вслед за сыном Лара Реус, в Германию — Наташа Пугачева и совсем недавно — Женька с Витой. Аллочка Сыса и Вадик Волков уже несколько лет живут и работают в стольном граде Киеве…

Наверное, о каждом из цеховиков надо рассказать подробнее. И в первую очередь — об Олеге Бондаре. Насколько я знаю, именно благодаря встрече со своим бывшим учеником осенью 94-го Марк решился возобновить давно забытую студию. И тут очень пригодился организаторский талант Олега. Ведь кроме самих занятий важно было создать в целом привлекательную обстановку. Помню, как Бондарь таскал с собой огромную коробку с самоваром, чашками-ложками, ну и, соответственно, чаем-сахаром. И это было действительно важно: именно во время этих чаепитий мы знакомились, обтирались и притирались.
Много воды утекло с тех пор. За это время мы с Олегом успели и подружить  (чего стоят только ежедневные полуночные часа на полтора телефонные разговоры!), и повраждовать (ну как же без этого в — прости, Господи — творческой  среде?), но надо отдать должное: половина успеха существования студии принадлежала именно Бондарю, особенно учитывая его непременные моментальные пародии, избавляющие не всегда удачные заседания от возможной скучищи. Но у всего есть обратная сторона: с некоторых пор Олег стал вещать, что именно он и организовал «Третий Цех», иногда даже «забывая» упомянуть Марка (читатели газеты «Отражение» уже несколько лет именно так себе и представлюют положение вещей.) Да к тому же еще — в 1992 году! Смех, да и только!

Ваня Ютин…Что я могу написать о нем? Или много, или очень мало.

...капает с ресниц моих осенняя
соленая любовь моя. Последняя...

Эти строки, написанные летом 96-го, были актуальны и тогда, за два года до развода, да и, наверное, по сей день. Но кому нужны сантименты скорчившейся душонки?..
Значит, только по существу.
Целый год, до своего отъезда, занятия на Студии Марка Богославского проводил Иван. И очень успешно. Еще за ним велось вполне заслуженное прозвище — Иван-редактор, и не только потому, что был одним из редакторов первого альманаха. Уверена: каждый из нас, покопавшись, найдет в своих стихах строки, написанные либо с подачи Ютина, либо даже принадлежащие ему. Всем нам сейчас не хватает его дельных и точных советов…

Как известно, «Платон мне друг, но истина дороже».
Так вот, Женька Сухарев мне друг. Я бы даже сказала так: Женька с Витой — одни из самых лучших моих друзей. Именно к ним можно пойти, если совсем уж скверно на душе; именно их хо¬чется пригласить, если есть повод попраздновать; именно им можно позвонить с криком «sos!»: если могут — помогут непременно (не верится, что всё это надо писать в прошедшем времени...)
Но! Вита Добрынина и «Третий Цех» — две вещи несовместимые (ну  неправильно  они пишут, понимаете…). Добрейшей души человек, Виктория становится непримиримой, когда речь идет о стихах. Тут уж всем достанется на орехи, — мало не покажется! А Женю я понимаю: куда «шея» повернет, туда и смотреть приходится. Конечно, он объясняет свой уход творческо-идеологическими причинами, но я хорошо помню те времена, когда он гордо называл себя учеником Марка Богославского, — тогда его творческие позиции были вполне «совпадающими»...
Что ж: не он первый и не он последний из предающих своего Учителя. Впрочем, это принято называть  свободой выбора.

Осенью 96-го в студии появилась Наташа Пугачёва. Вместе со своим неуёмным темпераментом и такими же стихами. И читала она их так, будто шла в свой последний бой. Незабываемое впечатление... И очень неоднозначное, как и сама Наталья.
С её приходом некоторые связывают все интриги и расколы в Цехе. Нет дыма без огня, — отчасти так оно и было. Но, с другой стороны, именно благодаря Пугачевой были организованы многие цеховые мероприятия; именно она была главным «толкателем» в создании и выпуске первого альманаха… Хорошее быстро забывается. Или воспринимается как само собой разумеющееся.
Всю свою неуёмность Наталья вкладывала в дела Цеха, во всё «совала нос». И, по-видимому, ожидала в ответ если не благодарности, то, по крайней мере, не «черной неблагодарности». Вообще, поначалу она считала, что ей посчастливилось попасть в некое необыкновенное, прямо-таки «высшее» общество! А оказалось, что общество состоит из самых что ни на есть  обыкновенных  людей. И вот этого собственного разочарования Наташа и не могла им простить. Она не раз уходила из Цеха и... возвращалась. А теперь вот, уехав из страны, похоже, ушла навсегда…

Для меня он — воплощение Поэта. По-моему, у него даже аура такая особая —  поэтическая.  Иногда мне кажется, что вокруг него кружатся стихи, а ему нужно лишь ловить их и записывать, чтобы не забылись. Вот он и ловит… Если не ленится.
Ежов ужасно смешной. Всем известна его любимая присказка: «Ну, я не знаю...» На самом деле, он — знает. Он знает так много, что аж зашкаливает, вот и выливается в  «не знаю».
Такой вот незнайка-всезнайка Мишка Ежов. Любитель вина, женщин и свободы. Поэт.

Елена Прекрасная… Женщина из сказки. Земная и неземная одновременно.
Перемыть кому-нибудь косточки? Пожалуйста! С Ленкой — интересней всех: как и всё остальное, она делает это вдохновенно. Но при этом я не припомню случая, чтобы она с кем-нибудь рассорилась, на кого-нибудь разобиделась. Не липнет.
Чуть-чуть взбалмошная, необязательная. Попробуйте дать ей что-нибудь почитать. Нет, она, конечно, вернет. Но когда?.. «Не пройдет и полгода» тут не подходит. Скорее — несколько раз по полгода.
Оленина вечно куда-нибудь торопится. Но ведь и успевает! Кто там у вас режиссер?.. А кандидатскую по философии?.. Преподает в Институте  культуры?? И в фирмах-банках подвизается??? Что, еще и стихи хорошие??! Словом, перечисляйте сами… «Наконец — просто красавица»!

На самой деле, у нас их две — Оля Беда и Оля Подлесная. Я, было, собралась писать, что они абсолютно разные, да призадумалась. Разные?..
Есть, видимо, в тезках нечто общее, одинаковоженское, — ведь недаром же женщины именно с этим именем привлекают Олега больше, чем другие?
Мало кто из цеховиков может похвастаться, что на их стихи пишутся песни. А вот Ольги — могут.
Только они у нас пишут стихи еще и україньскою мовою.
Обе — мамы троих детей. Больше в Цехе таких героинь нет.
Ну и о каждой в отдельности.
Что-нибудь сотворяющему всегда приятно, когда его понимают. Когда я хочу, чтобы меня  поняли,  я бегу к Подлесной. А если у вас — не приведи, Господи — случится беда, знайте: первой примчится Беда. Утешить и успокоить.

А Ириша с Маришей — подружки. Кроме всего прочего их объединяет и общее дело: обе они пишут и исполняют песни на свои стихи, вечно участвуют в каких-то конкурсах, фестивалях, концертах, — словом,  бардессы.
Они идеально дополняют друг друга. Суровая на вид, Барабашка необычайно уязвима, глубоко переживает от любого косого взгляда, мало-мальски недоброго слова. И, напротив, внешне хрупкая и беззащитная, Марина всегда может постоять и за себя, и за других; она бескомпромиссна к малейшей подлости, нечестности, Ракивненко — «железная леди».
Насколько я помню, Марину в студию привела Ира, а вот в Цех — наоборот. Так и тянутся друг за дружкой, как ниточка с иголочкой.

В некотором смысле Ларочка — моя тёзка. И духовную общность мы с ней ощутили с первого дня знакомства. Я сразу же удостоилась получить в свою собственность ее тогда еще первую книжку стихов. А вторую она подписала с присущей ей полуиронией:

Чуткой Мире-Ларе
от Ларисы Реус
сборник снов и арий.
...Узнаваньем греясь.

Действительно, мне очень близок утонченный мир ее творческих исканий, минорность мироощущения. Но, Весы по Зодиаку, Лара уравновешивает самою себя: в реальности она неутомимый борец — за здоровье (свое и ближних), за справедливость. И того и другого так мало в нашей жизни… Даже сейчас, живя в Канаде, она не оставляет без моральной и материальной поддержки оставшихся здесь близких людей.

Если крикнуть: «Ау-у-у!» — как вы думаете, кто первым отзовется? Правильно, угадали с первого раза: конечно же, Юра Чигринов.
В Цехе он появился одним из последних. Но как-то сразу сделался  своим,  без переходного периода. В первый же приход Юра предложил свою помощь: если кому-нибудь надо что-то отксерить, пожалуйста, обращайтесь.
С тех пор повелось. Кому-то надо в долг? К Юре. Куда-то кого-то подвезти? Юра. А те, кто побывал у него в гостях, знают, что ни голодному, ни трезвому вырваться шансов нет. Мало того. Он готов даже стихи вместе с вами писать. Или даже вместо вас… Впрочем, что касается вас, я не знаю, а вот вместо меня — уже не раз бывало! Словом, что касается помощи, иногда не то что просить, еще и отбиваться приходится!
Ну а если серьезно: как-то и жить становится теплее, когда знаешь, что есть рядом такие люди…



Харьков, 2000–2007