Хвоей сосны, как холщовой туникой,
лес укрывался от пыли дорог.
Костя со мной собирал костянику -
мёрзлых салютинок алую дробь.

Райская иволга нам закадычно
вторила песней над нимбом пруда.
"Классная фрукта!" - хвалил он добычу.
Я отвечал ему: "В принципе, да!"

Франт темнокудрый и рыжий скромняга,
локти дубовой корой изодрав,
с полным ведром бестолковейших ягод
к дому по роще летели стремглав!

...Славился Костик натурой мажорной:
он, маскируя оскомину рта,
морщился, сплёвывал твёрдые зёрна -
и всё равно восклицал: "Смакота!"

Скорости лайки завидуя гончей,
верили свято мы в галиматью:
лётную бурсу мечтали окончить,
сдать на права категории Q,

к небу примеряться молодцевато,
мощным ковшом зачерпнуть синевы -
и пересечь непокорный экватор,
дабы отведать хотя бы айвы...

Пил я когда-то целебные воды -
нынче чихаю и пью септефрил.
Ягоды так и стоят под комодом -
я даже морса из них не сварил.

В них сохранилась до капли последней
вся кислота и грильяжность семян
с терпким нектаром, из коего слеплен
прошлых апрелей озёрный туман.

Катит мой бывший братан по Европе,
в Киев скликая церковный бомонд,
всем демонстрируя бежевый "Опель" -
самый козырный для пасторов понт.

Просится в рай, а во время каникул
знай себе финики ест, курагу...
Я никогда не любил костянику.
Нынче ж - и видеть её не могу.