Я когда-то в парном молоке Чертороя
находил манускрипты с планеты Мимоз.
Брат по разуму сетовал: "Лето сырое,
а не то я тебя насовсем бы увёз".

А пионы твердят, что не мог он от влаги
заболеть на планете, лишённой греха,
и беззвучная память под слоем бодяги
шлёт сигналы за тысячи лет до Р.Х.

Край блаженства, бледнея от лунного снега,
после райской сюиты напряг демпфера.
Молоко вместе с кровью солдат-печенегов
повернуло в нирвану из русла Днепра.

Черторой, утопающий в илистой хляби,
мне напомнил вчера: обещанье дано
не подкидышем, найденным в листьях кольраби,
и не жалким шутом из немого кино.

Тот, который за мной прилететь не решился
при Навуходоносоре плюс-минус год -
по осанке донской, по улыбке чеширский -
до сих пор, видно, чинит космический флот.

Приближаются к нужной волне аппараты:
восемь, семь...
два, один...
долгожданное "пуск!"
Только хватит ли слёз, если слезет по трапу -
вместо брата-спасителя - скользкий моллюск?..

Я же помню, как вальс, успокоивший нервы,
был внезапно обрублен на вздёрнутом "ре".
Чтоб заметить, что он неестественно прерван,
вовсе незачем быть комиссаром Мегрэ.

Прерван подло, как жизнь модельера Версаче:
видно, мысль толкователя снов не пуста.
Мне же снились дворцы надувные...Ты плачешь?
Вот и мне без братишки - хоть прыгай с моста.

... Освещает луна глинозём ноздреватый,
рыбьи всплески, песчаной косы кривизну,
где надежды - ноль целых и кукиш десятых;
где, казалось бы, грех слепо верить лгуну.

Даже Млечная трасса изогнута тильдой,
словно танков прошёлся по ней караван;
и, встряхнувшись от слёз, я смотрю: не летит ли
ну хоть что-то похожее на космоплан?..