«Война, как повод для флирта,
являет уху и глазу
грохочущую палитру
отборного садомазо.
Размах перверсного поля.
Само собой, кровь и слезы.
От перемены пола
меняются только позы.
А в результате рожают
символику ран и воронок,
мужественно размножают
письменность похоронок
фаллосы — пулемётов,
танков и прочих орудий.
Сразу понятно, кто ты,
если трясутся груди…»

...И он не спросил её: кто ты? —
так и просилась в руки.
Из довоенного фото
торчали кудряшки и грудки.
Будем с тобой на рассвете
слушать трели фугаса.
Как не влюбиться до смерти,
если мёртвое мясо
завтрашнее — навалом! —
нынче так трепетно живо.
И Клеопатра клевала
на этакую наживу.
Той ночи ветрено-влажной
им для всего хватило.
Ну а потом — не важно,
что ему разворотило...

История – для музеев.
Потом бывает потомок —
и с лестницы лет глазеет
на лоно чужих потёмок.
Порядочен и семеен,
в почётном званье мужчины,
для флирта он не имеет
ни повода, ни причины.
Он держит в усладу телу
неначатую поллитру.
Он пишет эссе на тему:
«Война как повод для флирта».