Мне искать идеального человека
выше солнышка, севернее Певека.
Он мечты не крадёт. Он рыдает в бинтик,
ни педали затоптанной не обидев.

Он сегодня шатен, завтра синеволосый.
Под его причесон меняются лозы.
Портупея. Бездеятельная рапира.
Олицетворённая энтропия.

У него – годы выдержки, а не возраст.
Справедливость небось уже в кожу вмёрзла.
И чего он ждёт там, средь дыр студёных
миллиономерного стадиона?

Всех, кого ненавидел я, он разделал –
и теперь по садам тарахтят розеллы
ни о чём, будто и не бывало фашизма.
Слышишь? – кто чертыхается, кто божится.

Он в моей отложится фонотеке.
Ознакомьтесь, братцы, и фанатейте
от того, что такое ещё бывает
среди божьей (а может, не божьей?) твари.

Хоть не мне его полем катать, но всяко
вариант желанного амнезиака –
дабы снова взвизгнуть, как тот младенец,
и расти, на Хоттабычев ус надеясь.

Пятерни упругие растопырить,
умножая на вечность углы тупые,
да на внешней орбите всю депрессуху
футбольнуть в чалму Омару Юсуфу.

А иначе – смысл коротать апрели?
Что для нас был бы мир, что для удобрений.
И на сотню авиатеррористов
был бы клерк один и один бариста.