Блекнут эмоции. Кто б там кого ни убил –
морда моя кирпичом.
Я доставал эхолотом до знатных глубин,
будучи не обречён.

Море ласкалось – фосфенная трель пузырьков
живчиком пенным скреблась,
словно шептала: «С бусюхами нас познакомь!
Это ж фартовый подкласс!»

Круг толстобокий, который дружочек надул,
плавает там до сих пор.
Стал он одной из лазоревоморских натур –
угольно-глянцевый тор.

Воздух орёт: «Ты меня затыкать? Я тебе!..»
лет уже тридцать с хвостом.
В нём и остались все чувства к сакральной резьбе
пробки в расслюньи густом.

…Вновь годовщина. На этот раз – сирый Беслан.
Мамки и бабки – хнык-хнык.
Я карамелюсь – да так, что любимый реглан
стал повсеместно впритык.

Сверху мяукают несколько резвых бусюх –
хоть колотушкой гати,
слышно сквозь дрязг и молитв какофонию всю,
что происходит в пути.

Прелесть психушки зайдёт в бубноликую масть
тем, кто палён, а не чёрств.
Биологическое существо не сломать
силой врачебных упорств.

Буря морская, ты хоть в созигеновы дни,
зубы держа на клею,
пробку из круга свистящим рывком ототкни –
выпусти радость мою.