Мой путь – он мой, и более ничей, но все мои пути ведут к Голгофе – густая горечь тысячи ночей заварена в горячей чашке кофе. Я не посмел переступить черту, но до тех пор, пока мой час не пробил, пью по глотку ночную черноту и вглядываюсь в милый сердцу профиль. - Он кофе пьёт всегда без сахара. Помол заваривая густо, соединяет с видом знахаря в марьяж арабику с робустой. Топя в чернильной черни горести, к губам несёт подобострастно фарфоровую чашку горечи, как умирающий лекарство. - Проснулся. Утро. А значит, пофиг обломок боли, вкус «Барбовала»… Присвистнул чайник - готовлю кофе, давно себя мы не баловали. Взгляни в окошко, какая просинь! – такое утро проспать зазорно. Откинь подальше льняную простынь, гляди, как ладно танцуют зёрна! С плеча спадают на грудь бретели. Ты так прекрасна в ночной рубашке... Готовлю кофе. Попьём в постели, чтоб это утро осталось нашим. Течёт по чашкам напиток горький струёй, темнее лица мулата. По коридору кофейный столик качу… а в спальне – постель не смята. - Пел чайник голосом сыча, свистел кофейник, словно клопфер. А мы забыли про часы втроём - ты, я и чёрный кофе. Мы позабыли о часах, войдя в чертоги безвременья. Не на стене, а в небесах соединились наши тени.
|