Елизавета любит читать стихи забытого поэта начала тридцатых, не могущие быть понятыми современниками,
через несколько строк разноцветные пятна мелькают в глазах, по телефону передают время,
местное, умер от пневмонии, переварен уксусом сдобным под домом номер четыре,
известь на лбу - маскировка при наводненьи, перебирает страницы, разрезанные столовым ножом,
косноязычные представления наших предков о ритме, думает - некоторые находки пожалуй что интересны.
не оправдать ни жизнью, ни смертью плохо склеенную брошюру, логотип "Рязанский рабочий", масленые отпечатки пальцев
на серой обложке оттенка бежа, незапоминающееся название вроде "Костер" с тайным подтекстом, дескать что костерить,
нехитрые шутки начала, когда забыли фуникулер на Воробьевы, и пионеры после занятий в красном
углу, где свинка морская, и вот Евгений почти добился взаимности Елизаветы, годовой отчет закрыть, пробежаться в "Ашан" и "Дикси"
ковровой бомбардировкой покрытий снежных заторов, два часа на перекрестке, время заняться самообразованием,
позвонить жене, ад движется только вперед со скоростью ответа на вопрос "Как у тебя дела?" в публичной переписке.
если ты не интересуешься грамматикой, она заинтересуется тобой - сказал Саксон Грамматик в каком-то веке,
после которого в темные кои-то веки Елизавета помнит все рифмы - мужские женские усредненные
объявленные устаревшими повязанные платком черным матовым саржевым вокруг правого локтя,
рассудочный материал поэзии никогда не пригодится в отношениях между клапаном и шестеренками,
четырехкамерный могильный холм табличка на десять лет избранной переписки с друзьями.