три розы в мокром целлофане продают со скидкою цыгане, стразы на коробке, талый лёд. орешек ловко открывался, но теперь она к подъезду черному на встречу не придет. закончится история любви болезни, были здесь отрывки много интересней, на пальцах первый никотин не смыть за Красной Пресней. последнее окно светиться будет дольше предыдущих, первой смерти пуще кипят луженые котлы, ведет слепой малоимущих в зоосад, мороженое и вода с сиропом, и стакан один на всех, но отмирает прежде плоть сознания утех. три розы в целлофане ей на грудь кладут и звездочку, где в перманенте Ленин за несколько десятых дня под известь обесценен. и воду вкуса полотна пьет Левитан над ухом, и книгу черного шитья церковных букв старухам без ударений пробубнить, вот Черномор и присные его раскрашены в червленый град яремный, и с пальца будет снято серебро, и брошено в копилку непременно. она была бы в эту слякоть влюблена и в пятна красные вина на холостом снегу перебродившем. сгорели все записки школьные дотла и книги - на обложке сад и Вишну, и на плече звенит блесна, и тянет всё сильней Иван из подземелья, астролог римский говорит, что нынче не до сна, перина, мёд и перья. |