Мало, рыбонька, толку в корыте.
Но – дождусь своего экземпляра.
Я настолько крутой долгожитель,
что поспорит со мной только Ларра.

Штук пятнадцать раздам кастеляншам –
пусть плывут предвечерним Ла-Маншем
на кудыкины плёсы вдоль скал:
я другое добро провтыкал.

Там тебя в поле зрения не было:
был оранжевогрудый байдарочник.
Всё, чего он в тот полдень потребовал, –
это не ковырять бородавочку.

Но её сковырнуло бортом
плоскодонки с перпетуум-мобиле.
Надо было, чтоб тело угробили,
а не встроенный в мозг камертон.

Ты ж сама, чешуя златоплицая,
усладив бароньё-маркизьё,
зенки вклеила в старого гициля:
«Что, корыто? Для стирки? И всё?!»

У меня нет вздурившейся барыни –
только жрачка да кеды непарные.
Дашь поломанную тарахтелку –
там я сам грабану ипотеку.

Сам чинить её стану и плавить,
бензобак заливая припоем…
Где-то так до опушки Телави
сейсмотрон будет тих и спокоен.

А потом, как пророчит мне трефа,
в точке резкого сбоя рельефа
я, как ртуть, во Вселенную вытеку,
чтоб другим легче лезлось в политику.