Подчас якшался бы с людьми, но люди пьют.
А это – шум и дополнительная скука.
Мне предпочтительней трёхслойная пылюка
под мавзолеи переделанных кают.

Поверьте, в небе мне не нужен перегар.
Пусть человеком я зовусь в угоду птицам,
но винохлёбам не мешало бы окститься,
начав хотя бы отличать от камня пар.

Я был средь них. Одна над ухом, точно дрель,
сверлила тему чьих-то денежных откатов,
другая снедь снесла обляпанным плакатом –
а вы, болваны, дальше тратьтесь на форель…

Да, с облаков потуги ямбов не слышны,
хоть мне и там изрядно слышен сабантуйчик.
Не заглушает снежный пух с соседних тучек
амбре от смешанной с селёдкой ветчины.

Им пить да жрать. А мне бы петь во весь грудной
мешок, вися на самой верхней ноте нерва,
бесстрашно глядя, как качается Говерла,
мороча пьяниц с браконьерскою роднёй!

Чтоб мне так часто предлагали плоть руля,
как эту правящую бальным танцем стопку!
Вознёсшись ввысь, чуть-чуть приблизившись к истоку,
я стал уметь всё, ни на грамм не барахля.

Живут мещане – от медведок до макак –
макая бублики в обветренные сливки.
Их лозунг «будьмо!» заедает вроде гифки,
а чтоб мозги включить сердешные – никак…

Нет. Буду призраком. Смурной людской закон
моим чугунным котелком не докумекан.
Тяп, ляп, родили, записали человеком
(читайте – жертвой надиктованных препон),

тогда как жаворонки, утки, снегири
и без госфлагов живы, и без алкоголя.
Ты переврал мою мечту – причину горя?
Теперь напейся и дозиметр переври.