Мой Ярошенко! Прощаемся снова!
Ты, чтоб уехать, а я, чтоб остаться.
Трудно нам будет избегнуть промашек,
Если мы оба об этом забудем:
Ждет, ― не дождётся тебя в небоскрёбах,
За океаном народ недалекий
(Близких тебе там, по-моему, много…),
И осторожность уму не помеха!

Знаю зачем, скупердяй динамичный,
Нынче бежишь, — чтоб зажать в одночасье
Свой юбилей, нами признанный праздник.
Хитрый, тебе не пройдёт эта шутка!

А для того, чтоб в пути, как обычно,
Казусов всяких с тобой не случилось,
Дам тебе несколько верных советов,
Истин библейских — пытайся усвоить:

Помни, в Америку поезд не ходит,
Но самолёты, покуда, летают.
Заняв, по праву, достойное место,
Ремнем себя пристегни к самолёту
Крепко, не то он тебя потеряет.
Будто случайно, поройся под креслом,
Там надувные должны быть жилеты.
Коль их там нет и задраены люки,
Тотчас потребуй к себе стюардессу.
Если она наш язык понимает,
То улыбаться ты ей не обязан —
Помни, что сервис оплачен с избытком,
А потому привыкай быть серьёзным.
Выясни, всё ли в порядке с мотором
И попроси объявлять остановки,
Это немного тебя успокоит:
Томно вздохни и зевни откровенно.

Друг мой! В полёте, я в этом уверен,
Даже непьющим предложат напитки.
Уж постарайся, на вкус и на запах,
Выяснить, что они там наливают.
Можно, по случаю, конкурс устроить
С милым названием «Маленький айсберг».
Мой Ярошенко! Такая находка —
В чреве своём ты и бочку поместишь!
Всех победишь и получишь награду,
Если там Айсбергов больших не будет.

Солнце, дав фору, по левому борту,
Ближе к полудню ваш рейс перегонит.
Нет в том беды, что дневное светило
Раньше тебя в тех краях побывает.
Ты ж, Amerigo, в любом состояньи,
Автопилот свой держи наготове:
Очень уж чётко в извилинах мозга
Путь этот верный прямой обозначен.

Если пойдет самолёт твой кругами,
В иллюминатор взгляни осторожно,
Землю ищи — непременный в том признак,
Что самолёт совершает посадку.
И, уверяю тебя, не случайно,
Даст Бог, посадка удачная будет!
Ежели трап подадут к самолёту,
Вспомни, куда ты летел и откуда:
Больно себя ущипни, — помогает.

Я не берусь описать впечатлений,
Ткущих твою беспокойную душу,
Это, по-моему, труд безнадёжный.
Здесь у меня посерьезней задача:
Буду, подобно великому Данте,
Сопровождать тебя верным советом.

В том, что тебя обязательно встретят
И повезут на шикарной машине
Мимо всерьёз разгулявшейся жизни,
Нет ничего необычного. Впрочем,
Нынче у нас, и намного проворней,
Помощь предложат вернувшимся психам.
Друг мой! Припомни, совсем не напрасно
Мельком тебе я напомнил о жизни,
Это такая игра — с интересом
И без него, если ты бестолковый!
Видно, придумал её искуситель,
Вызвать стремящийся зависть людскую
Сытым безумьем ему лишь доступным.
Боже, избавь от подобных напастей!

Мой Ярошенко! Их жизнь — показуха!
Много тебе там придётся увидеть,
Но ничему удивляться не надо —
Мы удивления большего стоим,
Ты им, при случае, это напомни.
Случай такой подвернётся внезапно:
Где-нибудь, лучше всего в гастрономе
(то, что, по-ихнему, «shop»-ом зовется),
Громко спроси: “Кто последний за мылом?”
Пусть в них откликнется наша культура!
Впрочем, лет сто, а возможно и двести
Им уповать на своё разгильдяйство, —
Если там наши не все приживутся,
Может, и вечно отсталыми будут.
Только поэтому их беспокоят
Свежие мысли, а наши — особо!
То, что инстинкты у них притупились   
Видно на самом простейшем примере:
Голод у нас — лучший друг аппетита;
Там, почему-то, об этом не знают —   
Кушать их всех заставляет реклама,
То, что у нас вызывает тошноты!

Поняв внезапно, что ты инородец,
Станут тебя совращать болтовнёю,
Мол, от свободы свободы не ищут…
Честно и скромно сперва намекни им,
Что на сухую их слушать противно.
Если тебя не поймут, ненароком,
Будто случайно, ближайшему в рожу
Плюнь и беги! Ну а если поймают,
Бить их не смей, ведь на долгие годы
Там за невинные шалости садят
С дальним прицелом: покуда дорогу
В наши края ты совсем не забудешь.

Если ж нальют, будь ещё осторожней:
Добрый их джин, этот страшный наркотик,
Пусть к отступлению многим отрезал!
Негры, как знаешь, хотя и свободны,
В Африку к предкам бегут неохотно,
Ибо по чёрному пьют будто наши.

В общем, поездишь, — посмотришь, узнаешь,
Что переделать тот мир невозможно.
Уж не один это сделать пытался —
Видно, проблема сложней, чем казалось…
Если отпустят, не жди ни секунды —   
Быстро беги к своему самолёту!
Только, когда он взлетит, осторожно
Мысли проверь, — соберись, успокойся.

Знай, перелёты во многом разнятся:
К ним — как во сне — все тебя понимают,
Сути блаженства язык не калечит;
Встречные рейсы намного серьёзней —
Мрачные лица, угрюмые взгляды,
Режет молчание гул самолёта… —
Смяты, подавлены, выжаты люди,
Ибо в игру безуспешно вступили.
Беженцы это, и ты вместе с ними.
Если бы с сутью «Напутственной Оды»
Ты их заранее всех познакомил,
Рейс, несомненно, намного приятней
И веселей бы тебе показался.
Но унывать ты отнюдь не обязан!
Радуйся жизни до боли знакомой,
Встречам внезапным с известным исходом.
Только восторг свой скрывай, а иначе
Будет в порту тебя ждать неотложка,
Так как немало лихих испытаний
Ждёт беглецов на пути их обратном.
Друг мой! Опомнись, конец одиссеи! —
Снова мелькают привычные лица.
Без опасений воспой свою радость,
Вздох подави и воспрянь вдохновенно:

«Слёзы чернит пыль Америки дальней,  
Память померкла… не верю глазам.
Здесь я мечтал от забот притаиться,
Лёгкость души, возвратясь, ощутить,
После скитаний, у верной Тамары,
Отдых на ложе желанном принять!»

В том за труды мне награда, коль скоро
Наш Ярошенко вернётся домой.      
Пеньтесь, Днепра изумрудные волны! —
Много, меж тем, мутных вод утечет…