Песня,
Как рождаются смертные строки?
Чтобы стихи  начали жить
Нужно вскрыть мертвое тело книги,
И стерильным пером,
Не запачканным рифмами,
Аккуратно вырезать Овидиевы смерти.
Вот Эвридика, Орфеем любимая
По лугу блуждает. Ее формы прекрасны.
Бюст, причинное место, как писал не о ней
Не так любивший Овидия Бродский.
Вот змея, длиною в целую строчку.
«Ее зуб уязвляет пяту Эвридики».
Укус не принадлежит никому –
Ни герою, не жене-героине и не змее-героине.
Змея, потеряв свой укус,
Уползает в междустрочное пространство,
Но обещает вернуться.
А укус как циркуль чертит круг времени
С центром в Эвридикиной пяте,
И, прокалывая ее, достает до Аида.
Начинается отсчет смертям.
Вот тонкая радиальная линия
От окружности к центру:
Орфей спускается в Аид,
Чтобы спеть Персефоне песню.
На плотную смерть Эвридики
Падает бесплотная тень Орфея.
Ваша смерть всегда от вас справа
И чуточку сзади, как сказал
Дон Хуан-Кастанеда себе-Кастанеде
(Хотя причем здесь это)?
Умирал ли Орфей на лугу с Эвридикой?
Жил ли он с ней в Аиде?
Радиальная линия становится толще.
На вощенной дощечке остается царапина.
«Вот уж в молчанье немом
по наклонной взбираются оба».
На пути от центра к окружности
Умолкают Орфеевы песни.
Строгий путь из мира смерти
В смертный мир требует тишины,
Точнее, тишина – сама Эвридика,
Как подумал, должно быть, Гермес,
Сопровождавший ее,
Если Рильке не врет нам.
И снова укус ожидал Эвридику –
Укус Орфеева взгляда.
Круг второй наложен на первый,
Но его края выступают –
Эвридика, наконец заговорила.
Орфей возвращается к песням,
Захватив с собой ее последнее
«Прости!»
Таковы они – круги Аида.
У Овидия уже текут слюни
При виде мертвой Эвридики:
«Смерть вторично познав,
Не пеняла она на супруга.
Да и на что ей пенять?
Разве на то, что любима?»
Смерть двойная, ставшая песней,
Заставляет вслед идти за Орфеем
«Леса, диких животных и скалы».
Это уже паника и хаос
Внутри кругов и снаружи,
И это движение ничего не держит.
Капают, капают кровавые слюни,
Опьяненные вакховым соком,
Наливают доверху сосуд Орфеевой смерти.
Вот Овидий уже спускает ее на Орфея.
В третьем круге нет центра –
Он растекается последней Орфеевой песней,
Когда оторванная голова певца и лира,
Несясь рекИ серединой,
Звучат и шепчут печально.
Смерть вторично познав,
Орфей впервые познает глубину,
Овидий прокалывает
Вощенную дощечку насквозь,
И песня Орфея достает до Аида.
И выползает змея.
Так кто же, кто ты, Овидий?
Змея, которая, стремясь поставить в песне
Последнюю точку
«На чужедальнем песке на уста нападает»,
Готовясь их ранить укусом,
И, протянув свое тело
От пяты  живой Эвридики
И до мертвых Орфеевых уст,
Стать плотью поэмы?
Или ты Феб-убийца, который
«Ей пасть превращает раскрытую
В твердый  камень»?
Так кто же, кто ты, Овидий?
Твердеет зияние зева, еще твердеет.
Но когда оно затвердеет, Овидий,
Его бездонная пустота поглотит тебя,
Ибо она есть недопетая голодная
Песня.