Стресс по-хорошему не отступал –
но, ни ворон не считая, ни шпал,
ехать пришлось в режиме затянутой репетиции,
пялясь на каждый продольный бугор
(о поперечных не шёл разговор,
дабы погоде на радостях не воспротивиться).

Ржавые знаки, рожны и шипы
всплыли наверх в антураже тропы,
для меня среди праха недавних трущоб сохранившейся.
Фраерской логикой вполчурбана
била в стекло лобовое сосна,
над осевухой нависшая в позе гаишницы.

Яблоки, вылезшие из орбит,
не отвечали за тромбофлебит,
только одно другому не прекращало способствовать –
и всё равно моя полоса
даже с хромающей тенью пса
пересекаться не думала, точно дикарка с острова.

Ватно-капроновый мой визави
молвил: «Да. Это в твоей крови –
ровненько прясть струйку дыма, где я бы дёргался».
И на обрыве вертящихся строф
меня осенило: «А был бы здоров –
знал бы, где край шоссе Святого Георгиоса?!»

Думать, прикидываясь индюком,
где твой ночлег в этот раз и где корм,
отвлекаясь от смеха и плача автомобильчика,
не было смысла. Болела кора.
Валом стихи выдавать на-гора
я уже слышал советы – даже от Бильченко.

А вот сырьё для стихов – среди рвот
бензоколонок, где бьёт в катафот
рядом пыхтящего байкера глаз моей нутрии.
И потому пусть кипит пульпит,
и оттого пусть дрожит кокпит:
главное – автопилот успеть включить до заутрени.