ВЫЖИТЬ

Город мой,
улыбнись фальшиво.
И дай мне надежду выжить.
Из старых одежд.
Из тебя.
Из меня.
Из лагерных нашивок:
«Николаев»…
«Нью-Йорк»…
«Будапешт»…

Выжить.
Даже, если себе – дороже.
Забыть свою нишу
в бетонной коже.
Выше.
Строже…
Иже
с Ним

(с железобетонной макушки города
падает краденый нимб)…

Выжать.
До последней молекулы газ.
Из пробитой педали.
Обещали фору.
Не дали!
Придумали светофоры.
С глазами воспалёнными.
Разными.
Реже зелёными.
Чаще красными.
Хотя сулили златые горы…

Выжить.
Из себя квартирантку Память.
Снять со взгляда
оконной рамы хомут.
Отдать наугад – эй, кому?!
Водрузить, как знамя,
на какой-то разбитый,
богами забытый,
бомжами забитый
Рейхстаг…
Сделать затакт
в прелюдии:
«Люди, я…
был…
любил…»

Разогнать все ноты,
прервав перекличку,
и, сломавши смычок, как спичку,
покопаться в себе,
выковыривая остатки
непережёванных нервов,
щадя половые придатки,
сделать шаг,
как водится – первый.
Ставя, словно фигуру, ногу –
до звона в ушах:
ШАХ!

(с многоэтажного тела города
спадает казённая тога…
как с памятника)…

Как памятка.
На белом пергаменте белыми буквами:
«Выжить».
Вы же…

Выше –
над городом с нашивкой «Витебск» –
Шагалы!
Осенним клином.
Держась за зонтики.
Улетают, как журавли…
Прозрачные тени отстали.
Сначала шагали.
Потом утонули в пыли…
Выше…
Картина исхода срывает крыши.
С домов.
С умов…
Хлопают вслед, черепицу роняя.
Что-то меняя…

На моментальном
снимке ментальном
ещё не прожитого дня –
Город линяет.
Снимает одну из слоёных кож.
Меняет.
С воспалённых улиц, как вошь,
снимает меня…

(город-меняед
почти доедает меня)…