Молочные реки с просинью, горчичные берега, классики на асфальте, как Ромул Рему пишет с посыльным: «Ужели свобода не дорога, из сочинений на выбор, как воля тему каждую вывернуть, даже с изнанки труд, дети, бегущие от грозы под навес-грибочек, все отступления молча переживут, если в открытке этой хватает строчек. Кровь тут ужели чем-то еще красна, из дому вышел Мороз Красный нос, метели, день сороковый бродишь во сне без сна, вот и грачи казанские прилетели. Умная птичка по зернышку всё склюет, всё молоко допьет нежный теленок, и в инкубаторе был бы переворот, если бы не был мир скорлупы так тонок, если бы не было мира извне войны, и подорожник вместо руки дающей, тени любимой выбрать мы не вольны, лжи убедительной больше и славы пущей. Так и напишешь ему: «Приходи вчера, там у фонтана на площади пир и кости», и в подреберьи смысла полна дыра, выжить для нежности и умереть от злости, глядя на прочих, что руку твою прижмут выше отверстия, чтобы в крови фонтана не замарать последний соленый жгут, голод часов, еще расходиться рано. Бред и традиция, всё разрешает течь, брешь подсознания и разрешенный воздух, чтобы еще умереть за родную речь, выбор снимается, выбор теперь так прост их – пишешь ему: «Теперь приходи всегда – выжить останется вместе до парохода, плодом познания в косточку плод стыда, память крота, теперь не сладка свобода».