Круг первый.

Пульсируют удары среди стволов в вековечном лесу. Деревья стонут под дуновением ветра, ерошащего листву. Толстые высокие сосны качаются, скрипя чешуйками коры. Снизу может казаться, что хвойные заняли всё небо, в котором нет птиц – так плотно друг к другу они растут.
Мечутся зелёные и салатовые тени среди желтого репейника на загривке у холма. Воплями разносят вокруг белый свет. Лохмотьями повисает он на времени, которого нет.
Матушка Весень, помоги! Нас режут! Помоги!..
Но дерево в центре леса не шевелится, оставаясь глухо к мольбам. Только ствол, который не подвластно обхватить не одному из живущих, дрожит ощутимой дрожью. Сукровица застыла под тонким слоем бумаги на его поверхности, силясь вырваться. Зелёное не пускает – зальёт траву у подножья, выжжет цветок, обхвативший корень.
Помощи! – голос дерева в диссонанс столбом возносится к небу. Другие его не слышат. Оно другое. Только Весень может звать так незримо для знающих.
Корни сводит судорога, кислая от крови сестёр почва подступает к жилам-венам-кольцам внутри.
Тонкая полуторагодовалая осинка сломалась на краю поляны, силясь убежать за ветром, с силой тянущим за косы. Белая древесина маленького кривого надлома. Глаза, закрывающиеся на траве не под тем солнцем, которого ждали. Обруч на голове дриады сходит в землю.
Куда ты, маленькая! Рано тебе за лешим плутать, в другой переходить!
Глаза, повернувшись не небо, не гаснут, а переходят в цветок, пытающийся расцвети здесь.
Раздавят, только раскроет лепестки. Через миг напоровшись на колышек тела.
Просека, выломанная не деревьями. Круг, за который не зайти! Да что же это!
Кричат навсхлип соком, ломают об убийц мелкие ветки, силятся зацепить корнями, разорванными тут же со злости. Боль, взлетающая к небу и возвращающаяся назад. Накрывает всё, вся, сливаясь и захлёстывая сильнее.
Два дерева сплелись корнями у развилки змеиных нор – едина основа. Одно срубили махом, под корень – дух упал умирать на липкую смолу, а другое втроём рубят – щепками разлетается, а держится сталью. Держит, зная – время жизни кому-то подарит. Хоть половина души рядом уже перешла.
В зарубках отражаются танцы на поляне в предвечерьи, которым не дано лететь дальше.
- Дерево-то какое хорошее! Большое, крепкое по всему. Прибежище и тепло многим будет. …Надеюсь, не скоро в путь снова.
Весень не шелохнётся. Клёнышек рядом – молодой, гибкий. Всё жмётся к матушке, ища спасения. Сильная она – вон как искрятся золотом листья, и колышет рядом. Карие большие глаза – девочка, которой досталось в нём жить. Каштан, колокольчик, босые ступни.
Засмотревшись на дерево впереди, несущий разрыв несколькими взмахами отбросил сердцевину от корней. Колокольчик зацепилась рукой за подол матушки и умерла в нём, дыша туманом.
Весень подняла глаза на него. Не молодая и не старая. Всегда была и есть. Не матушка, не защитница. Золото на кромке глаз без цвета. Поднялась и посмотрела, запрокинув голову, на крону вверху. Жилы. Нити. Влага. Свет.
Сильные мужские руки долго рубят, раздирая кору. Ни звука в лесу. Дух учится. Смерти в глазах убиенного не важно, зачем его убили – ради прихоти или крова для близких. Упала на мёртвые тела волокнами. Разрубленная у талии – ни единой капли крови. Капля воды из воздуха – туман соткал одну из Весени и напомнил судьбе с серыми радужными глазами о ней, отпустив на макушку.
По волоску с головы на руку. Рука от холода, пронзившего её, дернулась и напоролась на кусок дерева, торчащий из пня. Кровь с кровью неба – последнее, что видела. Круги по срубу от капли. Эхо мироздания как отражения. Жёсткое созидание камня и металла.

...продолжение следует.