Опять в Колизее готовят премьеру,
И всё здесь смешалось: святые, гетеры,
Индейцы, славяне, гориллы и йети,
Индиго, их клоны и прочие дети –
Кровавый бифштекс на его сковородке…
Опять Вавилон забирается в глотки!

И люди отведать придут эту пищу,
И боги придут лицезреть это зрелище,
Подсчитывать в душах усопших – кострища…
Аншлаг в Колизее... Ведь где ещё, где ещё
Увидишь perpetuum mobile тлеющий?
Опять Вавилон своих подданных ищет…

Здесь сходятся все человечии тропы,
Сюда направляют звериные стрелки,
Арена глядит в небо глазом циклопа,
Сыграв со Всевидящим Оком в гляделки,
Мы – снова и снова считаем убитых,
Чтоб был конец света довольным и сытым…

Мы – дворники этой, Центральной, арены.
Под гулким провалом небес (откровенных,
Что им наплевать, что они – ротозеи)
Мы – снова и снова смываем все смерти
И кровь с безучастной земли Колизея,
Чтоб – снова и снова буянили черти!

И пусть себе прыгают, пусть себе бесятся,
Вселяются в зрителей, будущим – чудятся,
И по морю крови летают на катере! –
Но: вспыхнет арена оранжевым месяцем,
А позже – пунцовой звездой, и очутится
Пустой Колизей – вулканическим кратером!

Пусть станут тогда все мессии – обглодками,
Пусть черти над нами ревут и куражатся,
И в мантии огненной греют конечности,
Но: вспыхнет багровым зонтом сковородка их,
Последнею чёрной дырой, и окажется
Пустой Вавилон – тепловой смертью вечности!