Александру Бокову

Мой город, пряча в шифер косой луч,
Хранит тепло. После зимы – раздет.
Мой друг, срывая с памяти сур-гуч,
В платке хранит свой фронтовой билет.

А в сердце – взрывы, залпы и взгляд той
Чеченки, что - не промолчать - смогла.
Ему – врагу: «Снаряды там! Стой! Стой!»
И - «жизни быть» – взвыл к небесам мулла.
И  - «смерти  быть» - твердил через раз пульс.
Зловещий свет слала с небес Мирзам.
Шипела кровь, свернувшись в густой мусс:  
«Своя земля – лучший для ран бальзам».

Чужая  здесь, но в ладанке – весь храм
Любви, тепла, верности...  – Рота, пли!
Под вечер пили мёртвые сто грамм
Из грязных фляг. За упокой Ильи.
И в руку сон – под утро скулят псы.
В похлёбке – кость, в воздухе - шкурный смрад.
Кричала Смерть: «Сий-Яхь!», и на счёт «пхы»
Слетал с косы  русско-чеченский ад.

Весна - и время небу прикрыть голь.
Картечь в ведро - капает с рваных крыш.
Мой друг вбивает в стену свою боль.
И шепчет мне: «Всё хорошо, Мариш».




Мирзам – звезда в созв. Большого пса.
Сий-Яхь(чеч.) – честь и достоинство.
Пхы (чеч.) – пять.