Бесполезнее этой женщины –
только вазы ночной осколок.
Но она, в доброте примитивной своей уверенная,
приукрасит сусальным жемчугом
пустоту межрезцовых щёлок –
и беги, ошалевший люд, от нытья конвейерного.

Дочь на выданье да на выданье,
ризеншнауцер при чахотке
да сосед досаждает с балкона своими фикусами,
но всех кактусов неожиданней –
моцион за водой в три ходки:
покуражиться перед мальчишками ради фитнеса.

Раньше крякала да сюсюкала
(ведь была ещё без подагры),
в дни рожденья мои фломастерами отделываясь,
а потом поняла: ни в луковой,
ни в конфетной фольге подарок
не вернёт перегаженной вере цыплячью девственность.

Просто нет среди одноклассников
волонтёра, который принял
безрассудство за то, что бредом и не попахивает.
С десяти до пяти была б со мной
не игрушка с полмандарина,
а мечта, от которой качается темень парковая.

На глазах поражённой лузерши
этот Кореш с громадной буквы
осчастливил бы всех – только не безделушкой с киноварью,
а кроссовером, что без удержу
объезжает собачьи будки,
ветряные при этом мельницы опрокидывая.

Потчуй бестолочей, мещаночка,
да всё чаще за Кокованю:
засосёт на районе в воронку – хильнёшь за Мёбиуса.
А то космос часто мельчал в ночах
от трахейного кукованья
важной птицы, что вылупилась – и ничем не займёт себя.