Кубическая внутренность границ
ломается в хрустальных сталактитах
ампирной люстры. Жив ещё горнист –
глашатай геометрии вердикта
таить или сводить пролёты стен
речитативом клавиш клавесина,
обыгранных орнаментами тем
ступенями господствующей силы.
Фигурные балясы доминант
привычно разрешаются в покои.
Устал, обмяк мажорный ламинат,
не в силах возлюбить ковровый полог
и запах кожи жертвенных зверей
повсюду – от ботинок до обоев.
Здесь всяк входящий – верный суверен
немым русалкам детских аллегорий.
Люби, народ мой, сказочный посул
рождественских лежалых мандаринов,
пока наипроворнейший из слуг
тебе свой сон мерещит на перине.
Насильно будешь мил в наркозе дня.
Убранство комнат требует портретов.
Но кто здесь Бог, наместник и судья
в геральдике державных парапетов?
Несмело вечереет. Чья-то дань
отложена на завтра милосердно.
Крадётся многоточий череда
от сирых полок к пепельницам серым.
Закланием правительственных глав
и в сговоре с окном закрытым, тихо
чернея, чингисханова тамга
трезубцем узаконивает иго.