Переход юности в молодость
начинается с перетряхивания рюкзака.
Памяти ли (совести?) мыльный дуст
не может сойти с подкладки как с рук загар,
и по нейронам швов,
исповедуя стерильность ваты,
заставляет кончики пальцев найти зазор
между одной семнадцатой и одной двадцатой,
низвергая каскадом ювенильный вздор:

сиреневое плато' Мураками
с картонным рельефом дорог
и пылью восточных специй,
тюрьмой диеза и сумой бемоля
в арке, давящей пятками «ре» и «до»
(до боли)
незаречённость (незарекаемость?) терций,

теории синхрофазотрона
в системе двух сил любви:
венчание – центростремительность,
Венеция – центробежность
(«не прелюбодействуй» и «не убий»),
в двух складках материй тонких
с кружевом чёрным и кружевом бежевым,

носители чужих миров,
вмурованных в перламутр,
в границах дисковых чисел:
шестой раздел Камасутры,
пушистики аниме, Анни Жирардо,
и (подтверждающий теорию вероятности) –
один чистый,

хлам, создающий из хаоса
тянущий звук – «жи-и-ить…»
медиатором (ключом, сорванным с банки пива) –
визитки маклеров Минска, Баку, Херсона
с обещанием жить красиво,
когда хотелось (безумно хотелось!) красиво шить…

Переход юности в молодость
заканчивается перекрашиванием рюкзака
из индиго в слоновую кость
и попыткой возврата внутреннего.
Риск сказать «всё прошло»
оборачивается победой времени над словом
себе данным, и ночь растворяется сонно
в кофе утреннем…