День был обычный, спокойный и хмурый.
Такой нормальный,
что даже тошнит.
Вдруг вышел Закат, разложил партитуры
и начал играть свою пьесу навзрыд.

И все зарыдало.
Рыдало.
Рыдало,
пока от росы не остыла трава.
И прямо по телу Живого Журнала
опять проступили живые слова.

И страх был казнен,
по-английски,
как Кромвель.
И ты доверял свои губы моим.
Закат доиграл и ушел к себе в номер,
оставив коньяк и сюжеты другим.