Мой принц родился десятого января по новому стилю, топили довольно скверно (его аналитик потом говорил: «Вы ветрены, как ягненок»),  всех бедных людей касается жизни скверна – построил дворец, посадил бор сосновый, с пеленок глядит на мать с изумлением (здесь поменял три буквы, чтоб пощадить тех редких читателей мнимую добродетель, кто удосужился выйти), ну дескать, слыхали стук вы, это пришла Офелия, нужен еще свидетель. Это пришла Офелия, девушка в кринолине, зверь из другой эпохи с корзиною провианта, знаете, вот специально для вас я буду писать отныне столбиком ровным, как мера скорбей таланта в разнокалиберном тексте, любовь иссушает душу, превращает ее в парафиновый фрукт на веточке из сусала, и зверь морской выходит из нашей души на сушу, и говорит: «Прости меня, я писала», тем оправдала всех на три поколенья вперед, на лысине князя Куракина черным пером сердечки, всему домотканое время, всему долговой черед, солнце взойдет и море сгорит от свечки. Для вашего блага построены мельницы и скиты, пещеры, столовые, детские универмаги, в каком-нибудь томе мы станем с тобой на «ты», исход предрешен, отделение от бумаги. Внутри коробейник, сапфировый скарабей, какой-нибудь новый фасон истончив до трети, поставишь на стол с богоматерью всех скорбей, она долготерпит и просто молчит, как дети, которым велели в угол, закрыв глаза, и всё, что вокруг, становится соразмерно дубовой раме, на раме горит слеза, почти бирюза, топили довольно скверно.