Белой белкой пестицидного ботсада
страсть осенняя запрыгивает в щель.
Вы не путайте с гордыней, ретрограды,
тихий вирус распрямления плющей.
Это вновь воспоминанья травят лося
между травами тайги и целины.
Это в печке перезрелые колосья
превращаются в чугунные блины.

Пятки стёртые ступают одержимо
вдоль небрежно припаркованных колёс –
и усталый шёпот лампового джинна
утверждает, что мозоль гниёт всерьёз.
А ещё ведь так охота доказать всем
воспитателей своих неправоту
майским днём, когда степной норд-вест казацкий
сбросит годы и скомандует: "К винту!"

Было брошено пятнадцать бумерангов
в подземелья, надземелья и моря,
но представьте – даже мёрзлая яранга
показала средний пальчик упыря.
Папилломами берётся эпителий,
непосредственно уродуя губу,
что изгнанник раскатал для высших целей
под одним нераспечатанным табу.

Солнце в проволочной сетке – должный символ
удальства изголодавшихся ворон,
часто каркавших: ты друга попроси, мол,
чтоб он дал тебе проехаться двором.
У меня таких друзей – как горьких редек;
все баранку доверяют сыновьям...
До тончайших нот нытья знакомый медик
виртуозно дефилирует меж ям.

– Попросись! Ведь он же знает твой характер! –
шелестят порабощённые леса. –
Чудеса приходят в мир, когда в контакте
однородные по духу полюса!
Но, как только в обескровленном бювете
мало-мальски начал свёртываться йод,
от лица своих лосей пришлось ответить:

"Я МОГЛА БЫ, ТОЛЬКО ГОРДОСТЬ НЕ ДАЁТ..." Кхы-кхы.