На живую нитку шьют на этом «Мосфильме» - судьба не прочней турнюра, в последней реплике все метастазы в Горки, городки, репейники, выходцы из себя ничего не читают, хмуро, что ты ищешь, дура, и старый виконт в замогилье с последней корки пыль сотрет фланелью - мадам Рекамье когда-то носила шали, но овчинка не стоит выделки – всё попадает в строфы, мы читали вдвоем письмо, но тогда вошли, помешали, а теперь в каждом доме огниво, в каждом дворе голгофы. Как же мы озябли рядом с тобой, обнимали свое пустое, трижды смотрели в окно, потом ушли в мизерабли. Кто виноват, при отягчающих, в этом сплошном простое, но нужно искать хорошее и наступать на грабли. Старый виконт нашел заведение «Грязи» - здесь исцеляют верно, вот и Жермена писала ему о своем артрите. В сердце моем дыра (для словца напишу - каверна), что ожидать от автора, всё, что ни захотите, уже прочитано ранее, выброшено в корзину, извлечено на свет господень повторно. В третичном периоде было спокойнее, Брюсов, проведав Зину, вытер воспоминания, вас не прошу покорно развлекать меня окончанием повести самой грустной на свете, для утоления всех печалей все поставцы излишни. Думаешь, если смерть не заново, можно совсем как дети, наконец-то словить кузнечика, есть мармелад из вишни. На задворках чужой истории пишешь свои портреты - может кто-то присмотрится сделать заметку сажей, может кто-то выловит карпа зеркального из пресноводной Леты, но куда ему дальше без памяти с этой живой поклажей.