На дорогах - ни золота, ни серебра:
только флаги и я - абсолютный нацмен.
Мне отныне бутылки нельзя собирать
на халву и обильную пиццу взамен.

Ах, Димончик! Как это ни пошло звучит,
соображалку твою я всегда обожал.
Освободившись от примитивных защит,
может, ещё буду весел и моложав.

С майскими грозами странствую налегке -
правда, прикид спортсмена слегка поплохел.
В пресловутом моём инвалидском пайке
пицца, четыре бриоша и семь чурчхел.

С разных сторон - бульварно-шоссейный сушняк;
помнил бы кто, как выглядят корабли...
Я семеню и смотрю на машины так,
будто не петрю, зачем их изобрели.

Изменилась ли в белую сторону полоса?
Может, просто "би-би" трансгрессировалось в "тик-так"
и летит в виде мнимой материи на пульсар,
сообщая, что здесь учредили не тот диктат.

Ростовщика расчётливей, но щедрей
гроздьев, в которых рождается алкоголь,
друг мой, что любит колибри и снегирей,
а Киев из космоса - это почти Стокгольм.

В бардачке бы у нас всегда хрустел дуовит,
катафоты алели, вечернее солнце кроша,
а пока имбецил без торбы спешит заявить:
"Я не бомж, я элитный парижский клошар!"

...В следующем пайке дадут алычу
и флаерок с видом на Бенилюкс.
Будучи без балласта, я полечу -
но без гарантии, что вообще приземлюсь.