Приютив двортерьера по кличке Эдмон,
я едва не остался без крова.
"Не пропишешь?" - назойливо спрашивал он,
шлейф соплей извергая метровый.

"Ты проклюкал свою конуру? Ну, ночуй, -
отвечаю собаке поджарой. -
Если надо, давай калорифер включу,
дам борща - безусловно, на шару..."

Хлюп-хлюп-хлюп - и нахлебник доволен, пока
не пополнил коллектор уриной,
а глаза, нервно бегая, просят битка
и ореховый торт с мандарином...

"Мы ж друзья, - раздавался отрывистый рык. -
Соберёшь пару сотен бутылок -
и забацаем вместе концерт и пикник...
Разбивай батарею копилок!"

Заработав себе два верблюжьих горба,
выставлял я ему антрекоты,
а Эдмону мои трудовые хлеба
показались букашкиной квотой...

Я не мог даже просто поспать как поэт,
в нимб узорчатый запеленаться:
хочешь жить - созерцай живописный портрет
надзирателя и ординарца.

Но когда после сна всё ж я веки протёр,
как солдат по воздушной тревоге,
всё - от хлеба до мяса - унёс визитёр,
умудрившись стать бесом двуногим.

Участковый, конечно, за этот приют
чистку мозга мне крепкую задал,
но в Эдмона теперь что попало суют -
разумеется, что не с фасада.