Не пишутся стихи.
Любовь молчит.
Счастливая – зачем ей распинаться?
От счастья абсолютного ключи
на полочке лежат, числом двенадцать.
Банальностей немыслимый обвал,
о том, что первый мне откроет это,
второй – другое…

Вряд ли сознавал
избранник, что меня-счастливой – нет.

Он
едва ли понимал, что счастье – гроб
души, живущей только в крестных муках,
едва ли знал, что по блаженству в лоб
шарахает, что катапульта, скука,
едва ли понял, с кем связался…

Да,
ему устроят Трою с Фамагустом!
А ключики от счастья схватит та,
что, как дикарка, выживает – чувством,
что жаждет быть рабой и госпожой,
эсэсовкой и лагерной еврейкой,
что стала б лучшей из возможных жен
Батыю или адмиралу Дрейку,
де Сад и Чикатило морды бы
друг другу били за такую жертву,
ей скальпы скальпелем сдирать с судьбы –
как пыль стирать иному с этажерки,
ей…

Лень.
Ей просто лень.

Она лежит
в уютной не пускающей постели,
медлительно сквозь мозг ползут ужи
мгновений прошлой жизни на пределе…
пересеченном.
Взятом,
как Памир –
в безумном восхожденье инвалидов.

Она лежит.
Ее закончен мир.

И не продлить –
ни болью,
ни обидой…